ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
— Мальчик, мистер Какстон, мальчик!
Отец мой погружен был в чтение.
— Мальчик! — повторил он с видимым смущением, подняв глаза. — Что такое мальчик?
Этим вопросом отец вовсе не думал начинать философическое исследование и требовать от безграмотной женщины, ворвавшейся в его кабинет, решения психологической и физиологической задачи, до сих пор вызывающей затруднения у ученых мудрецов: «что такое человек?». Возьмите любой словарь, и он скажет вам, что мальчик есть дитя мужского пола... то есть юная мужская особь человека. Кто хочет пускаться в исследования и наукообразно узнать, что такое мальчик, должен сперва определить, что такое человек. Отец мой прочел Бюффона, Монбоддо, епископа Берклея, профессора Комба, всех авторов-материалистов эпикурейской школы, всех умозрителей школы Зенона, и пр. пр. Следовательно, признавая, что мальчик есть юная мужская отрасль человека, он мог сказать себе что-то вроде: «Человек есть желудок; следовательно, мальчик есть юный желудок мужского пола». «Человек есть разум; следовательно, мальчик есть юный разум мужского пола». «Человек — машина; следовательно, мальчик есть юная машина мужского пола». «Человек — бесхвостая обезьяна: следовательно, мальчик есть юная бесхвостая обезьяна мужского пола». «Человек — слияние, комбинация газов: следовательно, мальчик есть юная комбинация газов мужского пола». «Человек — призрак; следовательно мальчик есть юный призрак мужского пола». И так далее, до бесконечности.
Но если бы ни одно из этих определений не удовольствовало бы любознательности отца моего, то, конечно, он не стал бы просить у миссис Примминс нового определения.
Судьба, однако же, хотела, чтоб в ту минуту отец мой занят был важным вопросом: «Кем сочинена Илиада? Гомером? Или многими авторами, песни которых собраны и сложены воедино группой умных людей?» Слово мальчик!, коснувшись его слуха, не отвечало за его умственное недоумение, и спросивши у миссис Примминс, «что такое мальчик?» он нисколько не думал о вопросе своем, и только выразил им замешательство человека, внезапно встревоженного и удивленного.
— Вот прекрасно! Что такое мальчик? — отвечала миссис Примминс. — Разумеется, ваш новорожденный.
— Новорожденный! — повторил отец, вскакивая. — Как, что? Неужели вы думаете, что миссис Какстон?.. Да говорите же!
— Без всякого сомнения, — отвечала миссис Примминс, — и я с роду не видывала такого миленького мальчика.
— Бедная, бедная! — сказал отец с глубоким состраданием. — Так скоро, так непонятно скоро! Давно ли мы обвенчались!
— Давно ли? — вскричала миссис Примминс обиженным голосом. — Что вы это, мистер; кажется, уже прошло одиннадцать месяцев с тех пор как вы обвенчались!
— Одиннадцать месяцев! — сказал отец, вздыхая. — Одиннадцать месяцев! А я еще не кончил пятидесяти страниц моего возражения на чудовищную теорию Вольфа! В течение одиннадцати месяцев образовалось целое дитя, с руками, с ногами, с глазами и со всеми прочими принадлежностями. Дитя вполне совершенное, а бедное дитя головы моей (тут отец важно положил руку на трактат свой) по сию пору еще не воплотилось! О, жена моя драгоценная женщина! Сохрани ее Господ и пошли мне силу принять достойно такое благоволение!
— Однако же мистер, вам, верно, угодно взглянуть на новорожденного? Пойдемте, пойдемте со мною.
И миссис Примминс ласковой рукою потащила отца моего за рукав.
— Взглянуть? Конечно, конечно! — сказал отец с предоброй улыбкой. — Взглянуть! Уж меньше этого я ничего не могу сделать в рассуждении миссис Какстон; бедная так много страдала! Бедная! Душенька!
Тогда отец важно, завернувшись в шлафрок, пошел за миссис Примминс, которая привела его в первый этаж и ввела в темную комнату, тщательно занавешенную.
— Каково тебе, друг мой? — спросил отец с сострадательною нежностью, ощупью подходя к постели.
Слабый голос прошептал:
— Лучше теперь, я так счастлива!
М-с Примминс в ту же минуту потащила отца моего в другую сторону, подняла занавес маленькой колыбели, и поднесла свечу почти к самому носу новорожденного.
— Вот он, — сказала она, — благословите его!
— Верно, вы не сомневаетесь, миссис Примминс, что я благословляю его, — сказал отец с маленькой досадой. — Мне долг велит благословлять его. Буди благословен! И вот какими родимся мы на свет... Красными, очень красными... наперед краснеющими от всех будущих наших глупостей.
Отец сел на стул сиделки, все женщины столпились около него. Он продолжал рассматривать содержание колыбели и сказал наконец тихо:
— Сам Гомер был похож на это!
В это мгновение, подобие новорожденного Гомера, обеспокоенный вероятно близостью свечи к слабым его глазкам, испустил первые, нестройные звуки, данные ему природой.
— Гомер пел лучше, когда вырос, — заметил мистер Скиль, акушер, который в углу комнаты занимался какою-то таинственной работой.
Отец заткнул себе уши.
— Маленькие существа могут произвести много шуму, — заметил он весьма мудро, — и чем меньше существо, тем больше может оно шуметь.
Говоря таким образом, он на цыпочках прокрался к кровати, взял белую ручку, к нему протянутую, и прошептал несколько слов, вероятно приятных слуху той, до которой дошли они, потому что белая ручка, освободившись из руки отца моего, обвилась вокруг его шеи. Он нагнулся... и звук нежного поцелуя раздался среди молчания тихой комнаты.
— Мистер Какстон! — вскричал мистер Скиль с упреком. — Вы волнуете больную мою, пора вам уйти.
Отец мой выпрямился, обратил к мистеру Скилю спокойно свое лицо, отер глаза рукою и исчез без шума за дверью.
— Кажется мне, — сказала одна из женщин, сидевших по другую сторону кровати миссис Какстон, — что муж ваш мог бы изъявить больше радости... то есть, больше чувства, увидев дитя свое... и какое дитя! Но все мужчины одинаковы, поверьте мне, милая, они все ничего не чувствуют.
— Бедный Роберт, — сказала матушка, вздыхая, — как вы несправедливо о нем судите!
— Мне должно теперь выслать отсюда всех, — сказал мистер Скиль. — А вы усните, миссис Какстон, и спите, спите сколько можно долее.
— Мистер Скиль, — сказала матушка, отодвигая занавесь слабой рукой, — прошу вас, посмотрите, не нужно ли чего мистеру Какстону... Скажите ему, чтоб он не сердился, что я не приду... Скоро, не правда ли, скоро, мне можно будет сойти вниз?
— Скоро, сударыня, если теперь будете спокойно лежать.
— Не забудьте же моей просьбы, и ты тоже, Примминс. Боюсь, что все теперь без внимания оставили нашего хозяина. Примминс, милая, посмотри и проветри его ночной колпак.
«Прекрасные творения, эти женщины!» — думал мистер Скиль, выпроваживая, всех набившихся в комнату родильницы, выключая миссис Примминс и сиделки, и направляя шаги свои к кабинету мистера Какстона.
— Джон, — сказал он слуге, попавшемуся ему в коридоре, — неси ужин в комнату твоего господина и приготовь нам хорошенький пунш.