Миф, что с утра был слухом,
Нынче на хит-параде,
Каждого достиг уха,
В эфире помехи, обломки — сзади…
А. Коперник
Мы честно не веруем в бога —
Откуда берётся тревога?
Друзья, почему вы скорбите
На звонкой планете своей?..
Мы плавно летим по орбите,
Одни мы над миром владыки, —
Нам зверь подчиняется дикий
И травы зелёных полей.
М. Тарловский
Региональное шоссе Р-115 издавна снискало славу самой убитой дороги во всей округе. Казалось бы, асфальтовое полотно, связавшее по кратчайшему маршруту город Каширу с трассой М2, а через неё — с направлениями на Алексин и Тулу, должно было стать важной транспортной артерией, по которой нескончаемым потоком шли люди и грузы. Однако не сложилось. Дороге, похоже, систематически не везло. Ещё в военно-статистических отчётах времён царя-батюшки отмечалось, что путь из Каширы в Алексин весьма неудовлетворителен ввиду полного отсутствия мостов и совершеннейшей непроходимости некоторых участков.
Советские шофёры и юные трактористы с комбайнерами из Богословского сельскохозяйственного техникума запомнили дороги на Ясногорск, Иваньково и Есуковский, как нечто невыносимое, вытрясающее душу из людей и грузы из кузовов машин. Вдоль полотна в несколько рядов протянулись безобразные шрамы колей: зачастую прорезать путь по целине оказывалось мягче и проще, чем убиваться на ямах и асфальтовых надолбах. И не то чтобы дорогой не занимались, вовсе нет, и здесь случались ремонты. Но всё чаще то не находилось финансирования, то шоссе не включалось в планы на очередной календарный год... И выходило то, что выходило. Годы шли, ветер перемен выдул из страны сначала советскую, а потом, как показалось, и вообще всякую власть, капиталисты сменили у руля коммунистов, но сто пятнадцатая дорога как будто застыла во времени. И в лихие девяностые годы одна лишь поездка из Каширы до Иванькова и обратно всё ещё могла, к примеру, отправить на вечный покой новые амортизаторы мотоцикла «Урал»…
К концу нулевых годов, с приходом периода стабильности, в дорожном хозяйстве начались перемены к лучшему. Но Р-115 эти веяния не затронули никоим образом. «Мемориальная дорога, сохраняется в память о фашистских бомбёжках, — отшучивались, бывало, те, кому приходилось по ней проезжать. — Да и вообще, сто пятнадцатая — главная причина того, что Гудериан не дошёл до Москвы!»
Лишь ко второму десятилетию двадцать первого века асфальт на участке от Каширы до Ненашева полностью переложили. Хватило этого, впрочем, ненадолго. Уже через год после ремонта во множестве мест полотно вспучилось асфальтовыми холмами, которые, разрываясь, оставляли огромные язвы. Хаос вёл свою извечную войну против порядка. А холодными августовскими ночами жителям немногочисленных окрестных деревень порой казалось, что дорога стонала, когда ночную тишь нарушали еле слышные скрежеты и завывания.
Областные власти, посовещавшись с дорожными службами, поняли, что Р-115 с наскока не взять. Вся трасса дороги была детально исследована, выявлены прорывы грунтовых вод и прочие нарушения. Дело закрутилось. Полностью заменили щебёночное основание, на самых проблемных участках насыпь срезалась до подошвы и укладывалась заново. В течение долгих нескольких лет рабочие тянули новое аспидно-чёрное полотно, по которому взад-вперёд деловито разъезжали катки... Казалось бы, вот она, победа! Дорога построена на века!
Наступило лето, за ним пришла осень, зима укрыла чёрный асфальт белым снегом… Снег сошёл, обнажив идеально ровное полотно шоссе… Тут-то его и начало пучить и корёжить с новой силой!
«Это древнее зло рвётся наружу из глубин. И не нам с ним бороться!» — зубоскалили водители, объезжая свежие ямы. Кто бы знал, насколько они были правы…
***
Арка старого моста, переброшенного в незапамятные времена через прихотливо извивавшуюся где-то далеко внизу речку Беспуту, чернела на фоне ночного неба, усыпанного яркими точками звёзд. Этот мост давно уже не вёл никуда, оставаясь памятником ушедшим временам и своим неизвестным строителям. Когда-то его сочли аварийным и закрыли для транспорта, а ремонт был признан слишком дорогим. Ну, или кому-то пришла в голову очередная серая схема, как правильно отнять, изъять и переделить. В общем, новый мост навели рядом, в нескольких десятках метров от старого, а монументальные бетонные арки оставили медленно разрушаться, отрезав от дороги глубокими канавами.
Молодой священник сидел на самой середине моста, свесив ноги в разверзшуюся под ним черноту, и смотрел на звёзды. Сельский мир вокруг давно погасил огни и спал в ожидании очередного трудового дня, лишь далеко-далеко, почти на вершине соседнего холма, виднелись отблески прожекторов: у бригады асфальтоукладчиков горели сроки, и они вкалывали в три смены.
Отцу Георгию не спалось. Вот уже несколько ночей, как он стал приходить на мост, курить — от этой привычки оказалось не так легко избавиться, — смотреть на звёзды и бегущую где-то далеко внизу реку, слушать ночь.
Над ним, подёрнутая лёгкой дымкой, висела полная луна, придавая ночному пейзажу вид несколько зловещий. В голову лезли какие-то смутные тревожные предчувствия. Георгий прочёл про себя короткую молитву и отогнал их прочь. Ну что может случиться? Всего лишь ещё один день вахты подходит к концу. Завтра будет ещё один, потом ещё такой же и так далее, до ротации, когда бригада сдаст парк своим последователям и отправится на заслуженный отдых. Скука смертная, тоска и уныние, если подумать. И снова, где-то на задворках сознания, зашевелилась предательская мысль, а не зря ли он согласился на настойчивое предложение тех подчёркнуто вежливых и крайне убедительных людей?
***
К своим семнадцати годам Георгий, а тогда ещё, конечно, простой парень Юра Хмарин по прозвищу Хмырь, успел накуролеситься вдоволь. Слёты реконструкторов, лесные тусовки всех мастей от родноверов до сатанистов, угар фестивалей, где верные фанаты заходились в неистовом слеме под жесткие риффы его гитары, афтепати, где никто не считал выпитого и пропитого. Родители, скромные обычные люди, инженеры почившей в бозе сверхдержавы, были уже готовы поставить крест на своём непутёвом отпрыске, но Юра умудрился удивить всех, и даже с этим их крестом поступил по-своему.
С очередного феста он приехал молчаливым и задумчивым. Что там произошло, что случилось, Юра не рассказывал никому, ни тогда, ни после. Но со своими товарищами по группе и многочисленными подружками-поклонницами он порвал все контакты. На осторожные расспросы близких парень сразу ощетинивался и только бросал сквозь зубы: «Мне там неинтересно!».
Одиннадцатый класс подходил к концу. Доучивался Юра средненько, на трояки, но и в двоечники не опускался. Родителей пугало не это: парень замкнулся в себе. Казалось, его совершенно ничто не тянуло, не интересовало. Ярко-зелёные волосы без всякой жалости давно улетели в помойное ведро, потёртая косуха была кому-то подарена, а заслуженная электрогитара уныло притулилась в углу комнаты. По вечерам Юра грустно сидел у окна, листая какую-нибудь книжку, или просто смотрел на звёзды.
Давно пришла пора определяться с будущим, выбирать профессию, готовиться в институт, но он не спешил. Мать плакала в подушку, не в силах ни на что повлиять. Сыну грозила армия, и что дальше? ПТУ и гнить разнорабочим на стройке? В дворники? Это в семье заслуженных инженеров?
Отзвенел последний звонок. Коротко стриженый парень с наметившейся бородкой готовился выйти в жизнь. И эта жизнь ничего не могла ему предложить. Мятежная душа, затаившаяся до времени, казалось, испробовала всё, но так и не смогла найти себе места. Как-то раз, прогуливаясь по родному городу, Юра услышал звон колоколов местной церкви. Тяжёлая дверь распахнулась, пропуская в душный, пропахший ладаном полумрак. Слушая густой, напевный голос священника, глядя на незнакомые доселе иконы, парень впервые подумал: «А почему бы и нет?»
В семинарию его не взяли. Но когда Юра хотел, он мог быть упёртым. Под самый конец приёмной кампании он всё-таки успел подать документы на кафедру теологии в один из столичных вузов.
Родители успокоились. Высшее образование у сына будет, а то, что богословское — так какая разница? Ну кто, скажите, сегодня работает по специальности?
Сам Юра в ожидании начала занятий мечтал. Закончить вуз, переучиться-таки на священника, получить сан и, наконец, уйти из этого бесконечного круговорота лиц и событий! Уютный храм в тихой отдалённой деревне, собственное хозяйство, крепкая православная семья… Эти образы из когда-то чуждых и пугающих становились все более притягательными. И конечно, люди. Те, что придут к нему со своими проблемами, страхами, тревогами, те, кому нужны, по большему счёту, не проповеди да исповеди, а просто слова поддержки.
Начались занятия. После школы институтская свобода пьянила, и спрятавшийся глубоко внутри панк вновь вырвался наружу. Ночные гулянки, красные слипающиеся глаза, ответы невпопад на парах, залёты, после — проработки в деканате и тонкий баланс на грани отчисления… «Алкаш-ботаник», говорили о нём однокурсники. «Стихийное бедствие», — бормотали преподаватели, подписывая зачётку.
Как-то Юра справился, не был отчислен и почти добрался до заветных госэкзаменов, когда состоялась встреча, определившая весь его дальнейший путь.
Он опаздывал. Пятый курс подходил к концу. Дальше — последний рывок, долгожданная корочка в руках и грусть расставания с друзьями, которые, конечно, быстро разъедутся по просторам необъятной и многонациональной Родины. Но пока они ещё вместе. Как не отметить сей факт скромными посиделками и неумеренным возлиянием? Засиделись глубоко за полночь. Какие уж там будильники?
Юра нёсся сквозь толпу, выстроившую утренние очереди в недрах подземного кишечника столицы. На выходе из метро его и перехватили.
— Гражданин Хмарин? Попрошу уделить нам минуту Вашего внимания, — человек в неброском костюме прекратил ему путь. Раскрытая «корочка» угрожающе официального вида мелькнула перед лицом Юры и тут же исчезла в кармане пиджака. — Не волнуйтесь, в любом случае Вы не опоздаете, бумагу оформим, честь по чести. Сразу озвучу причину нашего интереса. В ближайшее время будет организован один, скажем так, проект. И кажется, именно Вы для него подходите.
Предложение, высказанное незнакомцами, оказалось из разряда тех, от которых нельзя отказаться. Да и преподнесено было тоном, того самого отказа не предполагавшим. Вот так, волею случая и незнакомцев в подчёркнуто гражданской одежде, Юра досрочно закончил вуз — диплом ему выдал лично ректор, почему-то не глядя в глаза. Путь новоявленного теолога лежал к новому месту обучения, и парень сам недоумевал, за что же удостоился этой сомнительной чести.
По какому признаку набирались слушатели на закрытый спецкурс — ведомо было, похоже, одним лишь кураторам, но те, впрочем, своими планами и расчётами делиться не спешили. И вот они, пара десятков молодых парней и девушек, уже занимали корпуса спешно восстановленного советского пионерлагеря, утопавшего в зелени подмосковных лесов.
Два десятка будущих полевых экзорцистов службы локализации Прорывов. Сан и рукоположение прилагаются. Название специальности, конечно, временное. Главное, что суть отражает…
***
Первый прорыв случился у поворота на Климовское. Ровно в полночь в самом центре ещё свежего, почти не тронутого колёсами автомашин перекрёстка с жутким треском вздыбился асфальт. В мертвенном свете полной луны первая Сущность воспарила над ним, расталкивая клубы тумана. Качнувшись в воздушных потоках, словно пробуя их несущую способность, Сущность медленно поплыла к ближайшему жилью. По счастью, там уже никто не спал. Неясная тревожность охватила жителей ещё с вечера, и пока странное марево подплывало к крайним дворам, люди спешно расталкивали чад и домочадцев, заводили моторы, закидывали багажники и прицепы самым дорогим и необходимым…
Сущность накрыла уже пустую деревню. А следом, еле слышно шелестя в ночном ветру, ползли её сородичи…
Когда из райцентра прибыли экипажи МЧС и заспанный наряд полиции, всё было уже кончено. Лишь взрытый асфальт, проплешины иссушенной травы и понуро сидящая в своих стойлах скотина остались свидетелями катастрофы. Особенно гнетущее впечатление производили собаки. Цепные Полканы и Шарики, ещё вчера готовые разорвать любого незнакомца — ну или хотя бы броситься ему на грудь с радостным визгом — и чуть что, поднимающие лай, заслышав шум машин или говор людей, теперь стояли с отсутствующим видом, практически неподвижно. Ничто не отражалось в их остекленелых глазах.
Те из псов, кого не пристрелили вернувшиеся хозяева, вскорости самостоятельно издохли: от голода ли, жажды или просто от потери интереса к жизни. А всю скотину селянам, увы, пришлось пустить под нож.
***
— Итак, все вы знаете, что в 2027 году на севере Тульской области произошёл ряд так называемых «прорывов», — продолжил седоватый лектор, отхлебнув воды из старомодного графина. — Что такое эти прорывы? В нескольких точках, расположенных вдоль трассы «Егорьевск-Коломна-Кашира-Ненашево», Ясногорского шоссе и дороги от Иванькова до Есуковского неоднократно наблюдался выход из-под земли неких так называемых «сущностей», оказывавших негативное влияние на прилегающие территории и местное население. В привычной вам терминологии стало принято считать, что дорога одержима бесами. О чём, хе-хе, местные уже полвека твердят. Но, конечно, это не совсем бесы.
Без всестороннего изучения вопроса в сегодняшнем мире никуда, не так ли? Исследование и провели со всей возможной тщательностью. И выяснилось…
Кто-нибудь из аудитории знаком с творчеством некоего Лавкрафта, Гордона нашегоФилипсовича? Был такой американский писатель в начале двадцатого века. Ага, лес рук, это хорошо. Так вот, значительная часть творчества Лавкрафта, как вы, конечно, помните, посвящена Великим Древним. Это не совсем то, с чем мы имеем дело, но для понимания, как аналогия, сойдёт. Самое главное, чтобы вы понимали: эти сказочные Древние, как и наши подопечные «сущности» не есть зло в обыденном понимании. Они не хорошие и не плохие, они просто чуждые нам. Нас, живых, они, похоже, банально не замечают. И попадись кто им на пути, он просто сметается, как досадная помеха. Все эти выморенные деревни, выпитые досуха животные, по сути, просто следы их перемещения.
Так вот. «Сущности». Так себе названьице, конечно. Ну да за неимением гербовой... Всяко лучше, чем эктопсевдобиота какая-нибудь! До сих пор определить, собственно, сущность этих «сущностей», хе-хе, мы так и не смогли, потому и такой бардак в терминологии. Изучаем их по свойствам и последствиям «прорывов», сиречь, проявлений в объективной реальности, данной нам в ощущениях. И будьте уж уверены, хоть здесь-то, но что-то мы нарыли.
Итак, мы встретились с некой иной формой жизни. То ли энергетической, то ли гравитационной, то ли какой ещё, о теориях вам расскажут на лекциях по биофизике, ну да сейчас нам оно и не важно. Важно лишь то, что эти сущности древнее, чем всё то, о чём мы знаем. Да, коллеги, они жили и здравствовали не то, что до динозавров, а, похоже, ещё до того, как в океане зародился первичный бульон. Возможно, они старше самой нашей матушки-Земли, кто знает… Почему же их обнаружили только теперь? Дело всё в том, что сущности обычно слабо взаимодействуют с окружающей средой. Тут скорее стоит говорить об их проявлениях. Не всегда, кстати, негативных.
Наши предки, хоть и не знали квантовой физики, были людьми, всё же, неглупыми и умели накапливать опыт и знания. «Хорошие» и «нехорошие» места были им известны. Это сегодня мы знаем, что скопления «сущностей» могут влиять на протекание физических процессов, поведение животных и рост растений, и так далее, и тому подобное. И люди осваивали эти места: где легче разжечь огонь, возникали кузницы, мельницы ставились там, где муку не ели черви, а жернова медленнее истирались, дороги стягивались туда, куда тянули заплутавшие лошадки… Позже всё это дошло и до нас через призму фольклора: все мы помним, что кузнец и мельник обязательно якшаются с нечистью, что под мостом живут тролли, что в лесу леший водит, а на перекрёстках в полночь проводят свои обряды черти. Не все, конечно, мельницы стоят на «сущностях». Но некоторые точно стоят.
Что заставляет «сущности», столько лет мирно себе дремавшие под землёй, устраивать эти свои «прорывы»? А мы не знаем. Вам может показаться, что мы вообще о них ничего не знаем, не так ли? Хотя на данном этапе сие не так уж и важно. Главное, мы нашли метод, который позволяет их если не обуздать, то хотя бы успокоить.
На переднем краю борьбы с «прорывами» оказались дорожные службы. Тогда, в двадцать седьмом, полиция, прокуратура, даже ФСБ расследовали, расследовали да так и ни до чего не докопались. Для МЧС работы не оказалось вообще. Областные власти выделили бюджет на ремонт дорожного участка, и поехали туда простые ребята в оранжевых жилетках. Они работали честно, ведь ситуация получила огласку и попала под особый контроль. Но проклятый перекрёсток никак не хотел успокаиваться. Уложенный за день по всем нормам технологии асфальт наутро неизменно шёл трещинами. В конце концов, отчаявшись, работяги пригласили батюшку из ближайшего храма освятить дорогу. И так, видимо, в тот день собрались звёзды, что начало обряда совпало с очередным Прорывом. Батюшка увидел, как под ногами асфальт зашевелился, и не спасовал, а начал истово креститься и молиться. И знаете, помогло. «Сущность» снова ушла в свои уютные недра, где и упокоилась сладким сном. До следующего «прорыва», конечно.
Государство у нас, как вы знаете, светское. А наука, по большей части, вообще не признаёт ни бога, ни черта. Потому и к вопросу о сущностях стали подходить системно. Через эксперименты, так сказать. На Прорывы привозили совершенно разных работников культа. И шаманов, и буддийских монахов, и раввинов с муллами. А уж христиане-то поприсутствовали, наверное, всех конфессий и сект. Оказалось, что результат воздействия ни от религии, ни от характера проводимых обрядов, совершенно не зависит. Важна лишь честная, истинная вера в правильность своих действий, открытость разума и готовность выйти лицом к лицу с неизвестностью. Искренне молящийся, похоже, что-то излучает в пространство. Хотя бы свою уверенность. А бог, если он, конечно, есть, наверное, всё-таки един. И ему всё равно, на каком языке к нему обращаются.
Что интересно, всяческие экстрасенсы, потомственные бабки и прочие уборщицы порч показали свою полную неэффективность. Что-то, наверное, они делали не по технологии. Например, зарабатывали на нас с вами деньги вместо того, чтобы реальных чертей гонять…
В общем, у служителей культа появилась неплохая подработка. Вот только, оказалось, что одно дело служить в храме, а другое — работать в поле. Священники — те же люди, и не все умеют быстро сориентироваться в нештатной ситуации. Каждый прорыв непохож на другой, и иногда надо отринуть догматы и импровизировать на ходу.
Серьёзно помогла известная вам Контора. Принцип отбора мне неизвестен, сами понимаете, своими секретами те товарищи делиться не спешат. Но вы здесь. Не знаю, поздравить вас с этим или пора соболезновать, хе-хе.
На этом сегодняшняя вводная лекция по практической демонологии объявляется оконченной. Вопросы? Пожелания? Тогда можете быть свободны, перерыв десять минут, а меня сменит ваш преподаватель биолокации.
***
Заставшая явно лучшие времена «ГАЗель» истерично взвизгнула стёртыми тормозами и встала на обочине шоссе.
— На грунтарь не поеду, не проси, — угрюмо буркнул водитель. — У тебя ноги здоровые, дошкандыбаешь. А мне до ночи на базу как штык, вынь да положь! Застрять тут совсем неохота!
— И на том спасибо, благослови Вас Господь, — искренне поблагодарил Георгий. С угрюмым газелистом ему, как ни крути, повезло. Где-то он вёл свою колымагу до тошноты медленно, соблюдал все знаки и входил в повороты, как приклеенный. Где того требовала ситуация — отчаянно «играл в шашачки», выжимая из заслуженного фургона то, что и не снилось горьковским конструкторам. По итогу же оказалось, что довезли Георгия на удивление комфортно, и даже раза в два быстрее, чем предсказывал установленный на телефоне навигатор.
— Как же, благословил один такой… — донеслось через уже хлопнувшую дверь перед тем, как чудо постсоветского автопрома, мерзко дребезжа и взрыкивая, ушло на разворот.
Недлинная, и, на удивление, как-то не по-нашему чистая, тщательно выровненная грейдером грунтовка привела Георгия к площадке, где строгими рядами разместились тралы с дорожной техникой. Вокруг степенно расхаживали люди в оранжевых жилетах. Периодически кто-то подходил к машинам, со значительным видом открывал какой-нибудь лючок, светил фонариком в переплетенье трубок, проводов и механизмов. Кто-то лежал под брюхом грузовика в окружении россыпи ключей, отвёрток и какого-то неимоверно замасленного инструмента, которым, судя по его виду, побрезговали бы самые извращённые обитатели ада.
— Ищите кого-то, святый отче? — окликнули Георгия из недр очередного стального монстра бодрым, звонким голосом. Хлопнула дверь, и на грунт спрыгнул нескладный парень в потёртом комбинезоне. Голубые, чуть раскосые глаза на простом широком лице хитро блеснули в резком свете фар.
— Мне бы бригадира увидеть. Я к вам по направлению от…
— Ни слова боле! Следуйте за мной, доставим в лучшем виде и сдадим под роспись о получении! — с этими словами парень уверенной походкой затопал сквозь мешанину людей и техники. Георгию осталось лишь безропотно последовать за ним.
— Давайте, что ли, знакомиться, работать вместе придётся, по-любому, — не останавливаясь, бросил через плечо провожатый. — Валентин. Хотя все тут Вальком зовут, ну да я и отзываюсь.
— Отец Георгий, — представился отец Георгий.
— Ну вот и ладненько, вот и будем знакомы. Вы, если что, не стесняйтесь, обращайтесь. Всё покажу-расскажу, разрулю да достану. А вам пока — вживаться в наш уютный быт и коллектив. Ну да ещё потрещим за это, буде время! Вон тот вагончик — он и есть бригадирский, — ни на секунду не умолкая, Валек добрался до двери указанного строения, пару раз стукнул в неё сапогом и истошно заорал: — Ива-а-а-ныч!!!! К тебе!!!
— Ну всё, мне пора к «КамАЗу», ещё свидимся, — скороговоркой шепнул парень на ухо Георгию и тут же скрылся в рабочей суете. Тем временем дверь распахнулась, и на пороге показался дюжий, небритый и весьма недовольный мужик, с порога заявивший:
— Вы тут, похоже, все оху… Простите, святой отец. Достали, — уже спокойнее проговорил он, разглядев священника. — Так вы и есть наш новый штатный драконоборец? Знаем, знаем, звонили уже по вашу душу из центра. Проходите, побеседуем. И не удивляйтесь, пожалуйста. У нас тут всё так… По-простому…
***
Расположился он, по местным меркам, с шиком и комфортом. Один из соседей Валька по вагончику уже полгода не вылезал с больничных, другой недавно рассчитался. А на четвёртую койку, куда и заселили Георгия, так пока и не нашлось претендента. Конечно, и такое жильё казалось молодому священнику, не успевшему воспитать привычку к аскезе, мягко говоря, весьма стеснённым. Но работяги, бывало, поглядывали на его конуру с нескрываемой завистью, и называли её не иначе как «блатным вагончиком».
Большую часть дня Георгий проводил в одиночестве. Казалось бы, почти три десятка личного состава собственно дежурной бригады плюс приданные дорожники, и это не считая дневного персонала и ежедневных визитёров — из центра ли, из районной администрации, да мало ли в нашей стране ведомств? Тот ещё змеиный клубок в муравейнике. Да вот беда, у каждого здесь было своё занятие, своё дело, своё место. Лишь Георгий покуда в эту схему не вписывался. Валёк с раннего утра уходил к машинам, до самого вечера где-то носился, проявлялся лишь на обед в модуле-столовой, быстро, практически на ходу, перекусывал, снова убегал по своим бесконечным делам. А с другими близко сойтись всё никак не удавалось.
Жизнь дежурной бригады, конечно, суетлива и полна всяких мелких хозяйственно-бытовых дел. Кто-то заполнял бесконечные бумаги, Кто-то занимался ремонтом и профилактикой машин, разведка и объездчики наматывали километры, снабженцы шустрили по своим хитрым делам. С наступлением темноты большинство валилось в койки и забывалось сном. Вечерние посиделки и беседы по душам не то чтобы кем-то запрещались… Сам жёсткий ритм этой странной жизни не настраивал.
На фоне других Георгий казался себе каким-то бездельником. Даже Иваныч, к которому он обратился с просьбой загрузить его хоть какой-то работой, лишь отмахнулся:
— Ты служитель культа? Вот культом и занимайся. Надо будет — привлекут. Вдруг завтра война, а ты уставший?
Сказать «занимайся культом» просто. Непросто это самое занятие реализовать.
Нет, все положенные службы он проводил у полевого алтаря — у руководства так и не дошли руки даже самую захудалую часовенку. «Для верующих храмы в сёлах стоят. А нам тут работу работать надо!» — вот и весь ответ. На предложения Георгия построить что-нибудь силами бригады, хозспособом, мужики отвечали такими взглядами, что больше и подходить к ним не хотелось. Вообще-то, народ в бригаде подобрался тёртый, дружный, в чём-то, даже душевный. Только вот в плане духовном несколько запущенный. Никто не приходил к Георгию ни на проповеди, ни на причастия. Работяг, конечно, можно понять: столько лет уже по краю ходят, а к ним в душу пытается лезть малец с жиденькой бородкой, по одним книжкам ученный.
Так и слонялся Георгий большую часть дня без дела. Потому по ночам ему не спалось. Вновь и вновь он приходил на заброшенный мост курить и смотреть на звёзды…
***
Он не сразу понял, что за пронзительный звук разрезал ночную идиллию. Но осознав, похолодел, и тут же бросился к машинам: это ожил, и теперь хрипло надрывался установленный на вагончике бригадира ревун аварийной сирены. Лагерь дорожников мигом превратился в растревоженное осиное гнездо. Во тьме заметались, забегали, заматерились, натыкаясь друг на друга, хватая инструмент и хлопая дверьми. Правда, уже через несколько секунд этот броуновский хаос упорядочился, сменился деловитой суетой. Аврал, не аврал, тревога, не тревога — каждый знал своё место и свои, прописанные в должностных и производственных инструкциях, закреплённые регулярными тренировками, действия. Одна за другой оживали машины, прямо на тралах, в нарушение всех предписаний, грели моторы бульдозеры и экскаваторы. Валёк появился из темноты, что-то ободряюще крикнул и нырнул под кабину своего «КамАЗа». В расстёгнутой робе, резиновых сапогах на босу ногу, но с тревожной сумкой наперевес, Иваныч, играя подсосом и отчаянно матерясь, пытался завести застоявшуюся «разъездную» буханку. К нему-то и подбежал Георгий.
— Как разведка выйдет, хватай их и дуйте на «Ниве» сразу туда. Ключи в замке, что делать знаешь. Удачи. Я до Умара и за вами! — отчеканил Иваныч и вернулся к своему занятию. Но увидев, что Георгий так и застыл с посеревшим лицом, ухмыльнулся и добавил: — Не дрейфь, отче Жоржик! Завалишь сучность, отметим! Мы же третья вахта, гвардейская, всегда их заваливали! — тут «буханка», наконец, прочихалась и сыто заурчала мотором, а у Иваныча нашлись новые, очень срочные и совершенно неотложные дела.
«Нива» обнаружилась быстро, на своём обычном месте, у бригадирского вагончика. И конечно, по закону подлости оказалось, что топливо с баков давно кем-то слито. Георгию пришлось бежать на склад за канистрой, выпрашивать у фурщиков воронку, обливаясь вонючим бензином, заправлять бак… Даже после этого завестись не удалось. Беглый осмотр показал отсутствие под капотом такой важной детали, как стартер. Судя по всему, об этой проблеме знали — ржавый трос был заботливо намотан на передний бампер. Решение проблемы нашлось быстро: Валек дёрнул «Ниву» своим «КамАЗом» и урулил занимать предписанное место в колонне. А Георгий остался греть мотор, стараясь не думать о том, как машина поведет себя в пути.
Троица разведчиков появилась минут через пять, когда фуры уже выстроились на обочине, «Нива» успела прогреться, а Георгий — докурить уже вторую сигарету.
— Мы с тобой, чи не? — спросил священника коренастый веснушчатый парень с мягким южным выговором.
— А?
— Хрен на! Ты новый поп?
— Наверное, вроде как я, — сориентировался Георгий. — Иванович сказал, нам на «Ниве» выдвигаться.
— На нивасе, так на нивасе… Сам за рулём, или мне сесть?
— Попробую.
— Благодарствую. Мы с пацанами пока планы прикинем. Не заглохни только, а то хрен мы это ржавьё растолкаем!
***
Трясясь и завывая раздаткой, словно реактивный истребитель на взлёте, старенькая «Нива» несётся, ощупывая ночную дорогу единственной горящей фарой. Несмотря на открытые окна в салоне жара, на полу впору яичницу жарить. Развалившись по пассажирским сиденьям, покуривают ребята из звена разведки. Водитель явно нервничает, руки вцепились в рулевое колесо, на нём остаются влажные следы пота. Дорога ровная, асфальт здесь перекладывали в прошлом году. Да и давно уже не халтурят на сто пятнадцатой, особый контроль — дело такое…
— Ну что ты напрягаешься раньше сроку, отче? — не выдерживает начальник разведчиков. — Погоди, Синего встретим, сказку его послушаем… Там-то уж и решим, а стоит ли оно таки наших нервов. Они, знаешь ли, недёшево обходятся налогоплательщику.
— Легко вам… — отозвался Георгий, не отрывая глаз от дороги. — Какой у вас это уже реальный выезд?
— Да хрен его знает… Тут, понимаешь, какое дело? Уже по годам считаешь, а не по выездам… Да и что значит, реальный? Бывает, подорвёшься в одних тапочках, летишь, как на пожар, а это объездчику по синей дыне что-то примерещилось. Ну там, луна из-за облака через фонарь ему подмигнула… Или зелёные черти с Марса явились папироску стрельнуть. В общем, прилетаешь ты такой, весь в мыле, как конь Буденного, а тут тебе тишь да благодать и ни хрена не видать. И ходим мы всей группой, как мудаки, границы аномалии поймать пытаемся, а нет их, границ-то тех, и сидит себе аномалия в глубине, и на поверхность носу не кажет. Ну или вспучины. Шевельнулась какая дрянь под полотном, объездчик звонит на базу, дежурный ревуна врубает. Мы вылетаем. А там делов-то, скрепером пройтись, заплатку влепить, батюшке в сторонке покурить. Опять же, выезд группы был? Был… Если ведомости поднять, так мы все герои, гвардейцы, мать его, с орденом Сутулого, с войны не вылезаем. А по сути? Покатался, щами поторговал, и обратно на базу ханку жрать да в потолок плевать. Не боись, короче, дежурная бригада — та ещё тоска смертная, если посмотреть. Вот ты сам, сколько у нас уже?
— Где-то недели две...
— Ну да, как-то так. Тихий июль выдался. Наверно, ты прав, стоит ждать подляны, давно оно не разряжалось. Не трясись, говорят тебе, так! Прорывы — они редкие. Всё будет хорошо. Ну в крайнем случае, всё будет плохо…
На заднем сиденье разведчики над чем-то ржали в голос — Георгий не разбирал. Их начальник что-то вещал сквозь гул мотора, но молодой экзорцист не слушал, изредка кивая и отвечая односложно. Он совершенно ушёл в свои мысли. Первая ночная тревога. Первый выезд. И никто не знает, чем там всё обернётся. Но всяко понятно, что так гладко, как на лекциях в учебном центре, не будет. Каждый прорыв не похож на другие, эту аксиому Георгий успел уяснить. По-другому и быть не может, иначе на ликвидации посылали бы автоматы, а не живых людей с кучей техники. И не поднимали бы в готовность все службы на пару сотен вёрст окрест.
Из раздумий священника вывели мерцающие жёлтые огоньки. Далеко впереди на «аварийке» стояла одинокая машина.
— О, гляди-ка ж, доехали. Кажись, Синий обозначился. Подруливай, отче, это наш клиент!
Приблизившись, Георгий аккуратно объехал стоявшую на обочине красную «шевроле» и припарковался рядом. Стоило только колёсам замереть, начальник ссыпался из «Нивы» на асфальт, следом полезли его подчинённые, как-то вдруг подобравшиеся и посерьёзневшие. Шутки кончились, это было понятно без подсказок. Не глуша мотора, Георгий вышел из машины и поплёлся за разведчиками.
Синий оказался колоритным худощавым мужичком, похожим то ли на престарелого хиппи, то ли на обычного московского бомжа. Спутанные седые волосы до плеч, замызганное кепи военного образца почему-то с эмблемой РЖД, синяя рабочая куртка, висевшая, как на вешалке, и в довершение образа, мятая папироса. Персонаж задумчиво курил, облокотившись на капот своей машины.
— Что, Синий, опять нам работу нашёл? — не здороваясь, выкрикнул главный разведчик.
— Если кашляют детишки, им поможет синий мишка, — хрипловато отозвался объездчик. — Что ж вы, гости-господа, сегодня так неучтивы, впрочем, как и всегда? Ни чаю предложить, ни друга своего представить.
— Знаем мы, какой ты чай предпочитаешь, пока гайцов на дороге нет! А это новый наш батюшка, отцом Георгием кличут. Любить не просим, жаловать требуем.
— Михаил. Приятно, — дежурно протянул объездчик Георгию руку, которую тот неловко пожал. — Так, мальчики-девочки! C любезностями покончили, поюморили, и будет. Слущай сюда, молодежь! Вояки на холме стоят, знаешь? Перед ними ручеёк в низинке, ну, который в дождь дорогу топил, — объездчик чеканил фразы, а разведчики молча синхронно кивали. — Так и вот так. Аккурат за этим ручьём на подъёме и трещит. Я, значит, ленту бросил, дорогу огородил, на пять вёрст отъехал, дальше вы уж сами. С той стороны Колюня должен был разгородить, уж за него не знаю. Связь не пробивает. Треск заметил в час-ноль восемь по часам, соответственно, с полчаса уж как. Лезет, зараза, хорошо лезет, насколько видно дорогу, везде трещит. Визуально, аномалия очаговая, до двухсот метров. Равномерная. Центр яркий, к краям спадает. Так что, ребята, крепитесь. Работы подвалило.
— Ну, раз подвалило, значит, подвалило. Спасибо, Миш, отдыхай, теперь наша очередь, — поблагодарил начальник.
— Скажешь, тоже — отдыхай. Всё начальство на ушах, мне теперь до утра кататься.
— Ну тогда не урабатывайся. Тревога официальная, так что оплатят час за два. Так работать можно!
— И то правда. Удачи, пацаны!
Пассажиры грузились в «Ниву», а Георгий только теперь по-настоящему осознал, что игры кончились. Всё теперь стало абсолютно всерьёз. И эти бодрившиеся парни из разведки, и этот обходчик не от мира сего, и сорвавший глотку бригадир, и все водители и асфальтоукладчики, с кем он жил бок о бок эти недели — все они оказались винтиками единого сложного механизма, до сей поры стоявшего в ожидании, и вот только теперь приходившего в движение. Сегодня произошло именно то, ради чего он столько учился, ради чего и оказался здесь. Теперь многое, если не всё, зависело от Георгия. Ну, и от воли Господа, конечно.
— Отче, ты там не уснул часом? Давай, жми тапочку, время-время!
— Конечно, конечно, — сбросив оцепенение, произнёс священник, — едем, — и осторожно тронул машину.
Пять километров проехали в молчании. Разведчики гнули рамки из отбитых электродов, Георгий снова рулил наедине со своими мыслями. Усталую машину он, наконец, заглушил на обочине у самой ленточки, протянутой поперёк шоссе. Разведчики молча выгрузились и разбежались оконтуривать аномалию, а Георгий закурил, облокотившись на капот. То, что с дорогой творилось что-то не то, было видно невооружённым глазом. Уже от самого начала подъёма по асфальту потянулась сетка трещин, постепенно переходившая в холмики и бугорки. А вот дальше…
Что было не так с открывшейся ему картиной, Георгий понял не сразу. Над дорогой призрачным маревом висел туман, одновременно плотный, как вата, и в то же время совершенно нереальный. Порывистый ветер, похоже, не оказывал на него совершенно никакого влияния, ни единого шевеления не было на поверхности этого севшего на землю облака. В странном тумане дорога будто серела, выцветала, теряя цвета, становясь похожей на свою же собственную старинную, чёрно-белую фотографию. Стихли все звуки: ни крика ночной птицы, ни шороха загулявшей кошки, ни шума ручья. Только завывание ветра и скрежет раздираемого асфальта…
От созерцания развернувшегося перед ним действа Георгия отвлекло тактичное покашливание за спиной. Старший разведчик уже не казался тем расслабленным рубахой-парнем, кого он так старательно изображал в машине. Рядом со священником стоял собранный и серьёзный рабочий. Вожак стаи. Боец перед атакой.
— Не стану скрывать, отче. Всё плохо.
— Насколько плохо? — подобрался Георгий.
— Совсем плохо. Лезет дрянь, неплохо так лезет, а, что знаменательно, быстро. Зона поражения уже под полтора километра, от нас — и туда, за военных. Синий говорил про двести метров. Прикидываешь тенденцию? За края полотна, правда, не выходит, чисто под дорогой, развивается линейно. Тут он ошибочку дал. Очаг — вон там он, верхняя точка склона.
— И что теперь? Наши успевают?
— Знаешь, отче, не читал я твоих инструкций. Но тут вот какое дело: ребят ждать с полчаса, край — двадцать минут. А тут, судя по динамике, первые заразы вылупятся минут через десять-пятнадцать. И по опыту скажу, дальше попрёт, как из пулемёта. Наш старый поп, бывало, умел придержать тварей до подхода основных сил. Так что, смотри. Я бы на твоём месте, конечно, не рисковал. Не успели. Бывает. Селянам и воякам сигнал дали, они уже должны были разбежаться. А так, конечно, сам оценивай, что можешь сделать.
— Я… Я попробую.
Страх постепенно уходил. Георгий смотрел на туман, на дорогу с каким-то холодным равнодушием. «Как свинья на убой, — грустно усмехнулся он про себя. — Ну, чему быть, тому не миновать, помилуй меня Господи, грешного». С этой мыслью молодой священник молча зашагал в сторону пузырящегося асфальта.
— Эй, отче! Помни, твоё начальство суицид не одобряет! — крикнул ему кто-то сзади. Георгий равнодушно махнул рукой, уже подлезая под дрожащую на ветру красно-белую ленточку.
— Удачи! — донеслось до него запоздалое напутствие разведчиков.
Быстрым шагом священник дошёл до первых трещин и встал, широко расставив ноги. Резкий ветер нещадно бил в лицо, трепал волосы, словно пытался выдавить его прочь из огороженной зоны. А перед глазами — лишь мёртвый бесцветный туман и терзаемое судорогами полотно дороги.
Потемневший, как болезненная плешь, асфальтовый бугор шевелился, будто дышал, то приподнимаясь, то вновь опадая. Теперь явственно чувствовалось, что нечто невообразимо мощное медленно и неумолимо продавливает толщи земли над собой, рвётся наружу, наверх, на волю.
«Ну что, сущность. Вот мы и встретились». Холодное спокойствие превратилось в уверенность.
— Верую во единого бога отца, вседержителя, творца небу и земли, видимым же всем и невидимым! — нараспев начал читать Георгий. Его голос, поначалу тихий, окреп, и уверенным басом покатился над дорожным полотном. — И во единого господа Иисуса Христа, сына божия, единородного! — бугор перед священником вздрогнул и словно застыл, прижатый тяжестью сказанных слов.
***
— Во даёт наш отче! Аж отсюда слышно, — вполголоса прокомментировал один из разведчиков.
— Тихо. Нормально у него пока всё получается. Они его слушаются… — прошептал начальник, не отрывая от лица бинокль.
Буханка затормозила так резко, как только могли позволить её убитые тормоза, и бригадир, уже одетый в робу и жилетку, проорал:
— Разведка, ко мне!
Бинокль повис на ремешке, посыпались чёткие, рубленые фразы доклада:
— Сущность перешла в активную фазу. Аномалией охвачена зона длиной до тысячи пятисот метров. Оконтурили, вешки стоят. Дежурный экзорцист пошёл в зону. Старший звена разведки...
— Ять! Какого болта пацана одного к очагу отпустили?!
Иваныч нервно сплюнул под ноги.
— Так это... — разведчик потупился. — В активе твари. Удержать надо...
— Сам вижу, что не в ладоши хлопать...
Выросший посреди дороги асфальтовый холмик хорошо различался даже отсюда. Как и нескладная фигура в чёрной сутане напротив него. Голос священника, низкий и мощный, плыл в ночи над полем, пробиваясь даже сквозь рёв прогоревшего глушителя и скрежет асфальта, который рвался на глазах.
— Слишком близко подошёл... Пропал парень... — прошептал Иваныч. И тут же, словно сбросив оцепенение, вскинул к уху телефон. — Это Панков, бригадир. Срочно все службы на тридцать второй кэмэ. Да мне по болту, что ночь! Поднимай и церковников, и спасов! Сами не сдержим! — и уже тише добавил. — И скоряк сюда давай... Только б Жорик до него достоял...
За спиной Иваныча рычали моторы. Наконец, подходила колонна техники.
***
Асфальтовый бугор перед Георгием заметно уменьшился в объёме и теперь мелко дрожал, впрочем, не прекращая распускать трещины вокруг себя. Священник уже не подбирал слов, на язык ложились первые приходившие в голову молитвы. Поможет — хорошо. Не поможет — хотя бы станет не так страшно. Казалось, на этом пустом отрезке провинциального шоссе он уже провёл не минуты, а дни или даже годы, и что это противостояние будет длиться и длиться. Неожиданно с хрустом и каким-то нечеловеческим стоном вершина холмика резко просела, и из открывшейся щели на священника взглянула бездна.
Человеческий язык не в силах описать то, что он ощутил в тот краткий миг. Будто незримое щупальце выстрелило из разверзшейся пучины, вонзилось ему в глаза и пролезло в самую глубь сознания. Он увидел Вселенную… Бесконечно огромную и такую же бесконечно разнообразную, вроде бы, даже обитаемую и как будто саму по себе разумную. Но такую холодную и совершенно, абсолютно чуждую всему тому, что он привык считать жизнью. Как тепло тянется к холоду, его собственная жизнь, его душа, тонкой, ощутимой и практически зримой струйкой потекла во тьму бездны, бессильно стремясь ее заполнить. Музыка иных сфер окутала священника, затмила разум, сковала волю, ледяной хваткой сжала сердце. Какие молитвы? Всё, что знал Георгий, что его составляло, вмиг вылетело из головы. Кто он такой? Зачем сюда пришёл? Что теперь делать? Он совершенно потерялся в чёрном дыхании бездны. Лишь что-то еле ощутимо билось на границе сознания. Маленькая, незначительная весточка из прошлого. Тонкая ниточка, бессильно связавшая ускользавший рассудок с реальностью:
«Тапком вам в морду!»
«Что это? Зачем это в моей голове?»
«Сатана — говно! Тапком в морду!»
Образ-воспоминание всплыл внезапно, резко, ярко, как одна цветная, объёмная и осязаемая картинка.
Москва. ВДНХ. Они. В косухах с яркими нашивками. В тяжёлых «мартинах», при пирсинге и ирокезах. На плече гитара. В руке бутылка, в зубах сигарета. Смеются, пьют пиво, подкалывают друг друга. Что тогда обсуждали? Крайний концерт? Сорванную репетицию, на которой опять все перепились и переругались?
Нищий попрошайка на ступенях павильона смотрел на них, смотрел, а вдруг упал, забился с криком в истерике:
— Сатана — говно, тапки в морду! Сатана — говно, тапки в морду!
Тогда это показалось таким смешным!
Плотно сжатые губы Георгия дёрнулись. Георгий — это он. Бывший панк. Дипломированный теолог. По призыву переученный священник. Дежурный экзорцист бригады дорожников!
Он — это тот, что здесь. Здесь — это перед тем, что не должно вылезти на поверхность!
Чтобы не вылезло — нужно что-то читать.
Читать молитвы.
«Я не знаю никаких молитв!»
«Нет, ты их помнишь. Самую простую молитву. Вспоминай же!»
Еле слышно, сквозь сведённые судорогой губы, Георгий зашептал:
— Господи, помилуй, господи, помилуй, господи, помилуй…
Бездна не отступала, он уже не видел, не ощущал ничего, кроме холода межзвёздной пустоты. Но ручеёк, по которому утекала его душа из тела, истончился и растаял. Хватка тьмы начала ослабевать. И вдруг…
— Н-на, с-сука! — откуда-то из-за спины послышался яростный крик. — Получи, фашист, гранату! — и в растрескавшийся асфальт, засыпая Георгия холодными брызгами, ударили плотные струи воды. А появившиеся рядом мощные фигуры подняли золочёные кресты и басовито запели такие родные, такие знакомые псалмы…
***
Опорожненные автоцистерны сброшены в кювет. Судя по характерным вмятинам, далеко не впервые. После их, конечно, вытянут, наскоро отстучат, где-то подварят, зальют под горловину водой и вновь поставят на дежурство. Потом подъедет настоятель из самой Троице-Сергиевой лавры, освятит эту воду прямо в машинах, и всё будет правильно, согласно инструкции… Но пока пусть лежат и не мешают. На узкой дороге без обочин места мало, а действующих лиц ох, как много. Режут старое, повреждённое полотно скреперы, разгружают асфальт неуклюжие «КамАЗы», ползут могучие бульдозеры, совковыми лопатами им помогают десятки людей в оранжевых робах.
Чуть подальше — суета иного рода. Синие, красные, жёлтые, бело-лунные проблесковые маячки всевозможной спецтехники превращают ночной пейзаж в подобие фантасмагорической дискотеки. Люди в форме, спецовках, пиджаках, а кто и в обычных шортах-футболках изо всех сил изображают, что они тоже при деле и без них тут никак. Поправляют причёски журналистки местных и московских каналов. А вон то рыло тоже кажется знакомым, где-то в интернете, вроде бы, мелькало. И эти черти тут как тут. Перекурившие медики пакуются в свою «скорую» — сегодня обошлись без них. Ну и ладно, ну и хорошо.
Иваныч хмыкнул, оглядев всю эту братию трутней и снова повернулся к своей технике. Дежурная бригада — хорошо отлаженный механизм. Правильно обслужить, вовремя запустить, где-то пнуть, где-то умаслить — и она работает, правильно и совершенно самостоятельно. Без всяких лишних команд и понуканий. После всё будет: разбор полётов, наказание невиновных, награждение непричастных, тут уж, извините-подвиньтесь, заведено так в России-матушке, после драки кулаками махать. Но пока, здесь и сейчас, никакой необходимости вмешиваться нет. Каждый знает свой маневр.
Отец Георгий неподвижно сидел на капоте «Нивы», курил и смотрел в одну точку перед собой. Бригадир подошёл, облокотился рядом на вмятое крыло, какое-то время просто стоял рядом, а потом молча выудил из обширного кармана фляжку и ткнул в руку священнику. Тот, не глядя, открутил крышку, в несколько жадных глотков ополовинил ее содержимое, будто внутри был не спирт, а вода, и протянул обратно. Спасибо, мол, но хватит. Иваныч пристально оглядел его, потом махнул рукой и тоже приложился к заветному сосуду. Перекурили в тишине, глядя на работающих людей и машины. Время для разговоров ещё не наступило. Но бригадир видел: священник оттаивал на глазах. Будет из парня прок. И служить он тут будет. Первый раз смог — и всегда сможет, и ныне, и впредь, и так до ротации, а потом отпуск, и снова, и снова, пока всю эту хтонь подземную не забьют в те грёбаные недра, откуда она всё лезет и лезет.
— С боевым крещением, отче. Зайди ко мне, как отоспишься, — сказал напоследок Иваныч, и пошагал к тралу, с которого деловитые таджики стаскивали каток.
— Будем жить, — еле слышно произнёс ему вслед Георгий.
***
Новенький внедорожник кислотно-жёлтого цвета бодро катился по живописному шоссе. За окном проплывали бесконечные поля Тульской губернии, перемежаемые редкими рощицами и пасторальными деревеньками. Водитель лениво покуривал, одной рукой придерживая руль. В колонках негромко играло что-то старое и роковое, еле слышное за шелестом мотора.
— Долго ещё нам пилить? — раздался с заднего сиденья нетрезвый голос.
— Прилично, Вась, отдыхай пока. Едем, — устало ответил водитель, смахивая пепел в окно.
— Че-то долго едем-то, — снова пожаловались сзади.
— Это ещё недолго... Вот лет пятнадцать назад мы бы только до Каверина часа два ползли. Да и вы б не поспали на колдобинах!
За окном потянулась и пропала колонна дорожной техники, выстроившейся вдоль обочины.
— И всё её чинят, и каждый год асфальт кладут... Только бюджет пилят, нет бы раз и навсегда нормально сделать, — сквозь зубы прошипел водитель.
— Чё? — тут же поднял голову пассажир.
— Ничё! Спи пока.
Ровный асфальт закончился внезапно, зазевавшийся водитель дал по тормозам, но всё равно попал колесом в яму. Машина с лязгом протестующей подвески запрыгала по неровностям. Сзади, не стесняясь в выражениях, по чём свет матерился пассажир... Но вскоре тряска улеглась, и внедорожник снова пошёл набирать скорость.
— Твою мать, да что ж это за дорога такая?! — не унимался окончательно разбуженный и даже, кажется, протрезвевший Вася.
— Нормальная дорога, обычная, — спокойно парировал водитель, — не хуже и не лучше прочих. Дорога как дорога...
2023-2024
г. Ступино