Жил да был на белом свете один человек. Жил он поживал, да добра наживал. Пока не наступила старость. А старость, как всем известно, - не радость. А совсем наоборот. Все тело болит, суставы крутит, все внутренности беспокоят. Да и мозги потихоньку начинают отказывать. Деменция там, Альцгеймер и прочие неприятности. Недаром же в народе говорят, что старый, что малый!
Короче, все как в тумане забвения. Легче вспомнить то, что происходило пятьдесят лет назад, чем то, что ел сегодня утром на завтрак. Так мучился наш персонаж до семидесяти трех лет, пока во сне не умер.
Но умер ли он окончательно? Вот вопрос? На миллион долларов!
« И снится нам не рокот космодрома!» А какая-то ерунда...
Черное помещение, не помещение... А может это тоннель? Тогда где здесь выход или вход? Неважно. Главное, что вокруг темнота, хоть глаз выколи. И вдруг посреди этой темноты нарисовалась женщина в сияющем одеянии. Или это нимб? Непонятно.
Интересный сон. Хотя мог бы быть и получше.
- Мама! Мама! – засюсюкал я как младенец. – Я буду хорошим мальчиком! Забери меня отсюда! Я исправлюсь!
Женщина это услышала, засияла еще сильней и говорит:
- Да будет так!
И ножкой еще так легонько при этом топнула.
И тут как началось! Словно бы я был шарик, который проткнули и потоком воздуха меня сорвало и понесло. Далеко-далеко. Так что я даже вырубился от переживаний.
Очнулся бодрым и веселым. Живой! Недаром же говорят: «Жизнь полна неожиданностей!» У меня ничего не болит, так что хочется скакать и беситься. Взгляд уперся в белый потолок. Побелен так себе, в разводах. Видно, что малярной кистью. И лампочки на потолке нет. Интересно.
Глазами зыркаю вверх-вниз, во все стороны. Стены же такие побеленные мелом. Подо мной железная кровать, сетчатая. На спинке никелированные шары. Лежать мягко, перина и подушка пуховая, в них буквально утопаешь. Рука ощущает мягкую ткань одеяла.
А вот оконце в комнате маленькое, деревянное. И стекла так себе. И за окном похоже лютая зима. Так как из-за морозных узоров ничего не видно. Зато в комнате тепло. Печка шурует во всю. На столе в комнате – грубые деревянные игрушки. Даже мячик и тот из дерева.
Руку я из под одеяла высунул и обомлел. Ага! Рука маленькая, детская. Или это глюк или неожиданная быль. Но с другой стороны куда меня могли из моей квартиры перенести? Или в больницу на скорой, либо в дом престарелых. Но вокруг обстановка не похожа ни на то, ни на другое.
А похоже это, друзья мои, на самобытный казачий быт, не такого уж и далекого прошлого. Скорее всего начала 20 века. Так как в наше время такой обстановки уже нет нигде. Даже в энтографических музеях. Больно уж многострадальная судьба выпала на долю донского казачества в 20 веке. Мало тех осталось, что все это видел и пережил. Очень мало. Так что подобный домик увидишь скорее где-нибудь в американском Нью-Джерси, чем в России.
Да и чувствую я себя так бодро и четко, что это совсем не похоже на галлюцинации. Одну руку вытащил из под лоскутного одеяла, другую. Ухватил себя пальцами за нос, ущипнул – больно! Морок, естественно, не развеялся.
Поздравляю! Скорей всего я попаданец. Приключение начинаются!
Позже мне рассказали: была очень холодная ночь. Недаром же лютый мороз так расписал окна. Погода давила под минус тридцать по Цельсию. Мальчик, в тело которого меня закинуло, еще с вечера себя чувствовал плохо. А ночью навалилась болезнь. Поднялась температура, жар, с ходу наступил кризис. Между тем, на хуторе Рыбачьем, в низовьях Дона, где мы находились, кроме бабушки, никого больше дома не было. А за дверью бушевала сильная пурга. Ветер наметал сугробы по пояс. Дед торопился в эту ужасную погоду из Ростова домой. Да куда там! Промучился до самого утра.
И только я начал соображать, где я, и как я дожил до жизни такой, помаленьку осознавая себя в новом мире, как неожиданно открылась входная дверь и в комнату ввалился припорошенный снегом дед. Поток холодного воздуха, словно его направили из воздушной пушки, вместе с ним ворвался в комнату. Так что я от неожиданности даже закричал. Как резаный.
Я сам испугался больше всех, так как голос мой был какой-то уж больно мальчишеский. Еще бы, на дворе стоял достопамятный уходящий, 1913 год, последний год мирной жизни, а мне было в новом теле всего на всего девять лет.
В качестве приятного бонуса от перерождения надо сказать, что со вселением моего разума в это тело больной мальчик выздоровел окончательно и бесповоротно. А то не представляю, как бы меня сейчас лечили. Скорой помощи пока нет, а вместо нее сейчас чудит местный поп. Молитву прочитает и давай... выздоравливай.
К счастью, вместе с криком ко мне подгрузилась и память мальчика, так что я быстро пришел в себя. Понеслась горячая вода по трубам! И произошло слияние личностей. Ага! Я - Егорка Коршунов, казачек девяти лет от роду.
А иначе бы началось. Дед и прибежавшая бабушка решили бы, что в их любимого внучка вселился бес. И его надо изгнать. Немедленно и любыми путями.
А так все удачно получилось. И здоровья я хапнул при перерождении, и из пикантной ситуации сумел с честью выкрутиться. Чего деда испугался? Так сон-ужастик видел, а тут поток морозного воздуха на меня обрушился. Ну я и закричал. Он неожиданности. Так как толком еще не проснулся.
Бабушка тут же сказала мне, что по народным приметам моя жизнь пройдет неспокойной. В чем я тут же с ней согласился. Еще бы, сейчас 1913 год, а уже через четыре года произойдет революция, а потом Дон изрядно покорежит Гражданская война. А так как мне тогда будет всего 13-15 лет, то на эти обстоятельства я сильно повлиять не смогу. Зато последствия буду ощущать на своей шкуре в полной мере. Но пока об этом не следует болтать языком.
Что же касается деда, то мы с ним быстро заново подружились. Его замечательные усы, шуточки и вкусные конфетки быстро помирили нас. Увы, эта дружба оказалась совсем недолгой. Уже через несколько месяцев, в половодье, он промочил ноги, заболел и сгорел всего за несколько дней. Осталась у меня тогда одна бабушка.
Надобно сказать, что свою смерть дед принял необычно. Он прошел в комнату, сумел переодеться в приготовленный темный «гробовой» костюм. Затем вытащил из под кровати заранее приготовленный гроб, лег в него и заснул сном праведника. Навечно. За несколько дней до своей кончины он исповедался и причастился. По старому обычаю старики на Дону тогда заранее хранили у себя гроб.
Вообще, доля казачья - горькая доля. Цари казаков сильно не любили. Классовой ненавистью. Здесь сошлись вода и камень, лед и пламя, любовь и ненависть. Не могли в одном государстве мирно ладить самодержавие и монархия, а с другой стороны полнейший демократизм и выборность всех должностей снизу до верху. В том числе выборы казачьих офицеров. Которых выбирали сами станичники, без всякой оглядки на царя и его генералов. Простые казаки же и содержали свой офицерский корпус экономически, выделяя им более обширные офицерские паи из юртовых земель.
Естественно, что цари все время выдумывали для казачества все новые ограничения. В середине 19 века казачество и вовсе хотели запретить сверху, переведя станичников в обычные вольные землепашцы. Но не получилось. Так как казаки всегда работали за двоих, а служили за четверых. Военный министр подсчитал и за голову схватился. Оказалось, что если заменять казачьи полки простыми армейскими, то Российское государство в тот же момент бы обанкротилось и прекратило бы свое существование. Ибо денег в казне никогда не имелось.
В 1870-1871 году царь хотел ликвидировать Войско Донское, потому что оно уже располагалось далеко от границы, а казачьи земли неплохо было бы взять и поделить. По заветам Шарикова. И снова не получилось. Вопреки мнению придворных историков, что казаки - потомки беглых мужиков, на деле оказалось, что любое приграничное казачье войско, набранное из вольных людей, превращается в неорганизованную вооруженную толпу. Если туда не прибавить природных казаков «для закваски».
Поэтому Дон выступал таким резервуаром, регионом-донором, откуда цари всегда черпали людей для границы. В 1889 году донцев массово отправили организовывать Уссурийское казачье войско, хотя обычный человек мог попасть в Сибирь только при уголовных действиях, подрывающих устои государства. На год, если однократно и на два, если он рецидивист. А тут навеки казаков законопатили, без вины виноватых.