Никто не помнил, когда построили этот дом.
Он стоял посреди долины, где не росло ни одно дерево, и выглядел так, будто его собрали из останков старых эпох. Камни стен были тёплыми, словно дышали, а под крышей мерцали символы, которые невозможно было прочесть.

Ивар пришёл туда ночью.
Ему снился голос — шёпот, обещавший ответы. Он шёл по снегу, что хрустел, как стекло, и видел на горизонте, как молнии бьют не в небо, а в землю.

У дверей дома его встретил человек без лица.
— Ты вовремя, — сказал он. — Совет ждёт.

Ивар вошёл.

Внутри стояли трое.
Один — с повязкой на глазу, в чёрном плаще, с вороном на плече.
Другой — высокий, с кожей цвета мрамора и глазами, полными грома.
Третья — женщина с копьём, на котором были вырезаны буквы двух алфавитов сразу.

— Один, — сказал Ивар, кивнув. — Зевс. Афина.

— Мы знаем, кто ты, — произнесла Афина. — Ты человек, который ещё помнит.

Ивар посмотрел на них и вдруг понял, как устают боги. Их лица были не вечны — они просто не имели права стареть.

— Вы звали меня, — сказал он. — Зачем?

Один провёл рукой по воздуху, и в центре комнаты появилась карта. На ней светились точки — города, храмы, руины.
— Мифы истончаются, — сказал он. — Вера больше не питает нас. Мы умираем, но не можем умереть.

Зевс усмехнулся, устало и зло:
— А греки теперь молятся цифрам. Они зовут это “логикой”. Ты видел, куда она нас привела? Мы живём в мире, где даже чудеса требуют документа.

Афина шагнула ближе.
— Мы собрались, чтобы решить: объединиться или исчезнуть.
— И где моё место? — спросил Ивар.
— Ты — свидетель. Последний, кто может запомнить.

Он посмотрел на них. На мгновение ему показалось, что все трое — одно и то же существо, просто с разными лицами.

Снаружи гремел снегопад. Каждая снежинка, падая, оставляла на земле след — крошечную руну, вспыхивающую и гаснущую.
Ивар понял: зима — это память мира, а снег — то, как он забывает.

— Что будет, если вы сольётесь? — спросил он.

— Новый бог, — ответил Зевс. — Без имени, без формы. Мы все станем его частями. Он будет выше мифов.
— Но без человека, который верит, — добавил Один, — он продержится недолго.

Тишина. Афина опустила копьё и посмотрела на Ивара.
— Мы можем подарить тебе вечность. Ты станешь хранителем памяти, если согласишься.

Ивар усмехнулся.
— Я видел, как кончаются ваши вечности. Все одинаковы. Сначала чудо, потом скука, потом пепел.

Один поднял взгляд. Ворон на его плече тихо произнёс:
— Он прав.

Зевс шагнул ближе. Его голос стал грозой:
— Без нас мир обрушится! Люди забудут, кто они!

— Может, в этом и спасение, — сказал Ивар.

Тогда стены дома дрогнули. Символы под крышей вспыхнули, будто кто-то пытался стереть их огнём.
Ветер вошёл внутрь — не сквозняком, а существом. Он пах кровью и молнией.

Афина закрыла глаза.
— Решено. Пусть мир начнётся заново.

Зевс схватился за сердце, и из его груди вырвался свет. Один закрыл лицо ладонью. Афина подняла копьё к небу, которого не было.
Всё вокруг Ивара растворилось в жаре, словно бумага.

Когда он открыл глаза, дом исчез.
На его месте стояло дерево, чьи корни уходили в снег, а ветви — в пепел. На ветвях висели маски: одна с греческими чертами, одна — с северными.

Он не помнил, как дошёл до этого места. Не помнил ни имён, ни событий.
Только странное чувство — будто внутри него поселилось дыхание грома и тень ворона.

Вдалеке взошло солнце. Оно было новое, но смотрело старыми глазами.