На дворе был 79 год нашей эры. В городе Неаполе солнце едва успевало пробиться сквозь узкие улочки, заставляя камни мощеных дорог блестеть в утренней пыли. Джулио Нотти открыл глаза на жестком деревянном ложе, из за которого тело отдавало болью. Голова его гудела и далеко не сразу ему удалось сфокусировать свое зрение и огляделся кругом. Молодой юноша, которому едва исполнилось двадцать пять лет, уже имел жреческую должность. Любой человек во всей римской империи мог догадаться о его происхождении, из за его одежды: белоснежная тога с золотой каймой, которую могли носить лишь те люди, которые относились к храму и бордовая, дорожная пенула — распространенный дорожный плащ любого римлянина.
Первое, что бросилось ему в глаза — это тонкие доски на крыше, сквозь щели которых виднелись лучи солнца. Сама комната пахла дымом от очага, пылью и свежеиспеченным хлебом. Внутри было тесно, хотя мебли практически не было: три кривых стула, изогнутый стол, на котором стояла миска с водой, кровать, на которой он лежал и тряпичный коврик, кое-как стелющийся на полу. Через приоткрытую ставню бежал солнечный луч, выхватывая пыль в воздухе, а за окном слышался смех детей, лай собак и звон колокольчика с рынка.
— Ах… вы пришли в себя, господин? — робко произнесла девушка.
Она прошла по комнате, держа в руках глиняный кувшин с водой. Джулио медленно повернул голову, ещё не осознавая, где находится и почему. Его светлые и слегка кучерявые волосы спали тут же на глаза. Перед собой он увидел молодую девушку, со слегка смуглой кожей и длинными, каштановыми волосами. Ее карие глаза внимательно изучали парня, который лежал перед ней. Сам же Джулио отчаянно пытался сфокусировать взгляд хоть на чем нибудь и вспомнить… Он чувствовал странную пустоту в памяти, словно последние дни стерлись полностью. Сколько он тут уже и где вообще находится?
— Где… я? — спросил он, голос ещё слабым голосом.
— Вы… вы в Неаполе, господин жрец. Вы были без сознания, — объяснила девушка, стараясь говорить спокойно и медленно. — Мы нашли вас на улице без сознания и принесли к себе домой.
Джулио нахмурился.
— Неаполь?! Бессмертные боги, я же был в Риме… — Он слегка поднялся на локте. — Как я сюда попал? Что со мной произошло?
Девушка сделала шаг ближе, осторожно держа кувшин с водой.
— Я… я не знаю, — сказала она. — И не знаю, зачем вы здесь. Вы… возможно перегрелись на солнце и потеряли сознание. В эту пору года такое случается часто.
Он попытался вновь вспомнить что то, но голова с силой заболела, словно что то блокировало его попытки. Его глаза блуждали по комнате, останавливаясь на каждой детали: трещина в стене, маленькая горка угля в очаге. Джулио медленно сел на ложе, подставляя лицо солнечному свету, и впервые ощутил своё тело — сильное, стройное, почти аристократическое, с белой кожей и лёгкой грацией.
— Так, ладно, спокойно… И… как тебя зовут? — спросил он, пытаясь сосредоточиться.
— Лукреция, — тихо ответила она.
— Лукреция, отлично… Меня зовут Джулио… Джулио Нотти. Так… какой сегодня день?
— Сегодня двадцать первый день Августа.
— Двадцать первый? — шепнул он шокировано, глянув на нее. — Вроде же было только восемнадцатое. Где я был еще три дня..?
Вопрос скорее был философским, не имеющим ответа ни у Джулио, ни у Лукреции.
— О, Юпитер… Так, хорошо.. хорошо, а где твоя семья? Ты живешь одна?
— Мои родители… отец моряк и сейчас в плаванье, а мать служит в доме Претора, она убирает там.
Джулио кивнул, оценивая её слова и робкую уверенность. Его губы слегка изогнулись в благодарной улыбке.
— Спасибо, Лукреция… — сказал он, опуская взгляд на миску с водой и хлеб, которые стояли перед ним. — Спасибо, что спасли меня.
Он попытался встать, но голова закружилась. Земля словно исчезла под ногами, и только быстрая реакция Лукреции спасла его от падения.
— Осторожно! — прошептала она. — Посидите еще немного.
Джулио с усилием вдохнул, опираясь на руку девушки, и в этот момент понял, что не только его ум, привыкший к самостоятельности и контролю, но и само тело теперь зависел от чужой заботы. Джулио снова попытался встать, но резкая боль пронзила виски, заставляя его снова сесть на кровать. Он тяжело вдохнул, с помощью Лукреции опираясь на подлокотник, и наконец устроился поудобнее. Девушка осторожно подала ему стакан воды, и он медленно сделал несколько глотков, ощущая, как жидкость обжигает горло и немного унимает головокружение. В голове всплывали обрывки: шум улицы, удар чего-то тяжёлого, крики, мрак и холод — но чем сильнее он пытался вспомнить, тем острее раскалывалась голова.
— О, Юпитер… — пробормотал Джулио сквозь зубы, открывая глаза. — Кажется, память за последние три дня… Решила меня убить прежде, чем я сам это сделаю.
— Думаю… — Начала Лукреция тихо, почти шёпотом, — что, может быть, сами Боги привели вас сюда.
Джулио ухмыльнулся, едва касаясь стакана пальцами, и глядя на солнечный луч, пробивающийся в комнату, произнес с легкой иронией:
— Боги, говоришь… — Он прикоснулся к вискам, чувствуя пульсирующую боль. — Они явно слишком жестоко обошлись с моей красивой головой.
Лукреция слегка улыбнулась, но её взгляд оставался серьёзным. Он уловил тень тревоги и любопытства одновременно. Такое выражение лица имели обычно те люди, которые хотели просить помощи, но стеснялись этого сделать.
— Так… А с тобой что-то не так, да? — спросил он, осторожно переводя взгляд на неё.
Девушка отвела глаза, играя пальцами на коленях.
— Я… — Она вздохнула, — я вижу одни и те же кошмарные сны… Про смерть. И я не знаю, но будто что то мешает мне в последние дни. То вещи пропадают, то здоровье ухудшается и я не знаю, что с этим делать.
Джулио нахмурился, голубые глаза сжались в узкие щели, словно он изучал свою собеседницу. Лукреция поправила край своей простой и блеклой туники и, поставив пустой кувшин на стол, тихо сказала:
— Мне нужно ненадолго уйти по делам. Вы… Попробуйте отдохнуть. Может, силы вернутся быстрее.
Джулио усмехнулся, чуть прищурив глаза.
— Хорошо, Лукреция. Обещаю вести себя смиренно, — в голосе его звучала ирония.
Девушка едва заметно улыбнулась и, кивнув, вышла за дверь. Комнату снова заполнила тишина, нарушаемая лишь далеким шумом улицы и потрескиванием углей в очаге. Джулио глубоко вдохнул, закрыл глаза и сел прямо на постели, скрестив руки. Медитация была единственным способом пробиться сквозь пелену боли и тумана, затянувшегося в его памяти. Мир вокруг него растворился. Внутри темноты вспыхнуло первое видение.
Он увидел мраморный пол храма и знакомое лицо его товарища — Август ди Росси. Высокий парень, с черными волосами, которые слегка кудрявились и прикрывали его лицо. Они вместе учились при храме и часто выезжали на задания вместе, пока не погиб их наставник.
— Джулио… Я знаю, что ты серчаешь на меня, но я прошу… Прошу, помоги моему знакомому, — голос звучал отчётливо, будто здесь и сейчас. — Он живет в Арреции и очень нуждается в помощи. Там произошло что то странное, никто не может разобраться в происходящем. Только богам и духам ведомо, что там было…
— Арреций? — эхом отозвался он, мысленно повторяя название города.
Но Арреций лежал в стороне, совершенно противоположной от Неаполя. Как же он оказался здесь? Картина дрогнула и погасла, будто кто-то сорвал полотно с крюков. На её месте пришло новое видение, куда более пугающее. Огненное зарево разоряло облачное небо. Неизвестный ему город был охвачен паникой: люди бежали в панике, кашляли, задыхаясь от густого дыма, кричали и толкали друг друга. С неба падал крупный пепел, заметая улицы и затрудняя ходьбу, земля дрожала и воздух кругом был таким тяжёлым, что не оставалось дыхания, откуда-то издалека летели огромные огненные камни, разрушая некогда красивые здания. Меж огня и хаоса выделялась одна фигура — женщина в чёрном. Её лицо исказилось в злой гримасе, глаза сверкали яростью. Она стояла в центре площади и никуда явно не спешила.
— Кто ты? — прошептал Джулио, но в ответ лишь огонь захлестнул его видение, и всё исчезло.
Он резко открыл глаза, хватая ртом воздух. Комната снова была пуста, луч солнца лег на стену, а за окном звенел колокол, оповещая о новом прибоем корабле в порту. Джулио провёл рукой по лицу, чувствуя холодный пот на висках.
— Арреций… женщина в чёрном… огненная гора… — пробормотал он. — Но что, во имя богов, я делаю в Неаполе?
Джулио ещё не успел до конца осознать увиденное, как тишину комнаты прорезал холодный сквозняк. Дверь, которую оставила Лукреция, медленно заскрипела, словно её толкнула невидимая рука. В воздухе повис странный звон, похожий на далекий женский плач, а по углам метнулось тёмное мерцание.
— Прекрасно, — пробормотал Джулио, раздраженно сжав виски. — Даже в медитации покоя не дают.
Он поднялся с постели, шатаясь, и повернулся к пустому углу.
— Хватит бегать, — сказал он громче. — Покажись! Иначе, клянусь Юпитером, я изгоню тебя прямо сейчас, и обещаю — это будет не слишком приятно.
В ответ лишь холод, скользящий по коже, и шорох, будто кто-то прошёл по сухим тростникам. Своим нутром он ощущал ее присутствие повсюду.
— Ах, так вот ты какая, — усмехнулся Джулио. — Пугаешь бедную Лукрецию во снах, забираешь ее вещи, мешаешь мне думать… Зачем? Тебе это забавы ради, или твоя смерть настолько скучна, что ты решила тревожить живых?
На миг повисла тишина, а затем в углу комнаты проступил женский силуэт — бледный, едва различимый, будто сотканный из тумана. Голос прозвучал тихо, но отчётливо:
— Это не я.
— Не ты? — Джулио прищурился.
— Я — бывшая хозяйка этого дома, — продолжил дух. — Я живу здесь давно и никогда не уходила отсюда. Новые хозяева даже не знают обо мне, ведь я им не мешаю.
Его голубые глаза сверкнули в полутьме, и он скрестил руки на груди.
— То есть ты хочешь сказать, что всё это делала не ты… — Он махнул рукой, указывая на скрип дверей, холод и метания тени, — тогда, ты наверняка должна была видеть того, кто это сделал.
Силуэт качнулся, будто кивнул.
— Не я тревожу девочку… Я всего лишь храню этот дом, как когда-то при жизни. Её мучает нечто иное… Дух её родного деда. Он прячет её вещи, путает её мысли и наводит ужас во снах.
Тень прошла от одного угла комнаты к другому, и она почти не слышно добавила:
— Я лишь наблюдаю.
— У них были конфликты при жизни? Ты должна была видеть…
Силуэт внезапно остановился и резко оказался возле Джулио, тихо прошептав на ухо:
— Дед её… он при жизни очень любил внучку, всем сердцем оберегал ее. Но почему в последние дни стал пакостить ей, и я сама не знаю почему. Может, тоска его мучает, может, нечто иное. Я не знаю, он мне не говорит.
На этих словах ее силуэт исчез. Джулио чуть прищурился, задумчиво проводя пальцами по медальону на груди. В её словах не было вражды, лишь растерянность. Значит, истина проста: старый дух заблудился и не найдя выхода из этого мира, стал донимать свою семью.
— Что ж, — пробормотал он себе под нос, — для родных душ это не редкость. Раз я знаю, кто это, тогда могу и помочь.
Он решил не вдаваться в подробности и не тревожить Лукрецию лишними страхами и упоминаниями других духов в ее доме. В памяти его уже рождался образ оберега — простого, но достаточно сильного, чтобы отвести призрачные шалости и вернуть девушке покой. За его спасение это было самое малое, что он мог сделать. Джулио отошёл к ложу, где, аккуратно у изголовья, лежал его старый мешочек из темной кожи, потёртый и надёжный, словно верный спутник. Он всегда брал его в путь, куда бы ни направлялся, и в нём хранились мелочи, без которых не обходился ни один жрец: нити, травы, куски воска, высушенные лепестки, обереги, обломки благовонных смол. Так же, там всегда лежали небольшие сбережения и сменная одежда, в виде еще одной пенулы и туники. Ну и конечно припасы еды, которые заканчивались быстрее, чем пополнялись. Он развязал тесемку, и по комнате тихо разлился терпкий запах мирры и полыни. Джулио уселся на низкий стул, разложив перед собой всё необходимое.
— Для успокоения духа, — тихо сказал он, словно отчитываясь самому себе, — и для охраны снов.
Он взял тонкую льняную нить и переплел её с красной шерстяной, чтобы создать прочный узел силы. В середину вложил высушенный лист лавра в знак защиты, даруемый Аполлоном, и щепотку измельченной вербены, почитаемой как трава изгнания. Сверху добавил крохотный кусочек пчелиного воска, в котором он заранее держал иглу, чтобы «скрепить» все части. Пальцы его двигались уверенно и неторопливо, словно он вышивал судьбу. Несколько слов на латыни — слова молитвы, больше похожее на напоминание самим богам, что этот человек достоин покоя. Когда оберег был готов, Джулио завязал его в небольшой мешочек из серой ткани, и затянул плотно узел. Он поднес готовую вещицу к губам и едва слышно произнёс:
— Пусть сон её будет чист, а дух ее предка спокоен.
Он откинулся назад, держа оберег в руках. В комнате по-прежнему витал еле заметный запах смолы и трав, но воздух стал ощутимо тише, словно стены дома приняли сделанное им.
— И так, а теперь… мне нужны ответы и помощь! — решительно произнес парень, вновь возвращаясь в позу для медитации. Он собирался обратиться я за помощью к своему наставнику — Марку Элию Северану, который был убит тремя годами ранее, но его дух продолжал помогать и наставлять Джулио, даже после смерти. Однако сейчас он не шел на контакт, как бы Джулио не пытался. Примерно в это время Лукреция вернулась в дом, скинув с плеча корзинку с хлебом и фруктами. Джулио тут же сел на край ложа. Он взял в руку небольшой тканевый мешочек, перевязанный красной нитью.
— Дева, — заговорил он с чуть заметной усмешкой, — я должен воздать вам должное за то, что вы не оставили меня умирать на улице. Пока вы были в отлучке, я узнал причину ваших страшных снов и нашел решение.
Он поднялся, хотя ещё чувствовал слабость, и протянул ей оберег.
— Ваш дед, при жизни любивший вас, ныне не находит покоя и тревожит ваше сердце. Я создал знак защиты, чтобы удержать его от дурных действий и упокоить его дух. Примите это из моих рук.
Лукреция удивилась и смутившись, она осторожно взяла мешочек, словно боясь повредить его. На её лице проступило изумление, смешанное с благодарностью. Она опустила голову и поклонилась:
— Господин Джулио… вы столь скоро узнали причину моей беды… и решились мне помочь…
— Не столь уж много я сделал, — ответил Джулио, слегка прищурив глаза. — Я лишь воздал малое за ваше милосердие.
Он откинулся назад, скрывая усталость за лёгкой улыбкой. Лукреция прижала оберег к груди, и её щеки окрасились легким румянцем. Джулио, немного помолчал, глядя на Лукрецию и потом, словно между прочим, проговорил с лёгкой улыбкой:
— Ваш дом уже оказал мне большое гостеприимство. Но я не привык долго обременять добрых людей. Сегодня к вечеру я найду приют в табэрне. Так будет справедливей.
Лукреция поспешно покачала головой, почти испуганно:
— Господин, вы нисколько нам не в тягость! Напротив, для нас большая честь принять жреца в нашем доме. Останьтесь хотя бы на несколько дней.
— Вы добры, — мягко прервал её Джулио, но в его голосе прозвучала твёрдость. — И именно потому я не желаю злоупотреблять вашей добротой.
Лукреция опустила глаза, но спорить не стала. Лишь тихо сказала:
— Если таково ваше решение… Позвольте хотя бы проводить вас до площади.
— Вы не обязаны… — начал было Джулио, но тут же запнулся, видя что самой девушке это важно.
Узкая дверь скрипнула, и они шагнули наружу. Вечерний Неаполь встретил их суетой: с обеих сторон тянулись тесные улочки, между домами едва пробивались лучи заходящего солнца. Каменные стены были потемневшими от времени и пыли, с балконов свисали простыни, где-то в глубине раздавались крики торговцев, предлагающих остатки фруктов и хлеба. Воздух пах рыбой, вином и морской солью, которую приносил ветер с гавани. Джулио, привыкший к широким дорогам и простору храмов, слегка прищурился, оглядываясь. Взгляд его случайно поднялся выше крыш, и дыхание на миг перехватило: вдали, над всем городом, властно возвышалась гора. Огромная, темно-зеленая на фоне багрового неба. Она выглядела точь в точь, как в его видении, когда он медитировал.
— Что это за гора? — вырвалось у него вслух, с оттенком иронии, будто он сам не верил своим глазам.
Лукреция проследила за его взглядом и тихо ответила:
— Это Везувий, господин. Благодаря ему, путники и находят наш город. Он стоит тут, словно хранитель.
Джулио ещё мгновение смотрел на гору, в которой словно чувствовалось что-то большее, чем простая земля и камень. Его губы изогнулись в слабой усмешке:
— Хранитель, говоришь? Надеюсь, он не из тех хранителей, что однажды вспоминают о своем гневе.
Он оторвал взгляд от Везувия и снова двинулся вперёд по узкой улице, а гора все еще будто тянулась за ним, следя издалека. Решая отвлечься, Джулио повернулся к Лукреции и решил поговорить с ней о случившемся в ее доме.
— Скажи мне, дева, а когда конкретно всё это началось? Те тревоги, кошмары… и странности в доме? Не было ли их раньше?
Лукреция на мгновение замерла, сжимая руки в кулаки. Её глаза потемнели от воспоминаний, но она ответила тихо:
— Всё началось, как только родители сказали, что я должна уехать к родственнице в Помпеи. С того дня… — она на мгновение замолчала, — кошмары стали навещать нас. Тележка, что должна была отвезти меня, сломалась без причины. А вещи… они стали пропадать, словно кто-то тайком забирал их. И кошмарные сны, будто я задыхаюсь и не могу дышать…
Джулио кивнул, сжав пальцы в кулак:
— Я больше не вижу за вами того духа… — произнес он тише, от чего девушка облегченно вздохнула.
— Я не знала, что жрецы могут видеть духов. Я думала, что они могут общаться только с богами и служить богам…
— Хах, я могу куда больше, чем все думают. В том числе и видеть разных духов: злых и добрый. — ухмыльнулся самодовольно парень, поправляя свою пенулу.
Лукреция же шла рядом, иногда бросая на Джулио быстрые взгляды, словно старалась запомнить его облик. Она довела его до центральной площади, где располагалось несколько табэрн и всего одна диверсория. В какой то момент она задержалась, слегка смутившись:
— Пусть боги хранят вас этой ночью.
Джулио, чуть усмехнувшись, склонил голову:
— Надеюсь, ныне они будут милосерднее к моей голове, чем в прошлые дни.
Он шагнул вперед, оставив за своей спиной лёгкий аромат лаванды, что исходил от Лукреции.