Деревушка встретила нас угрюмым молчанием. Окружающее со всех сторон ощущение разлитой с воздухе, кипящей и готовой вот-вот выплеснуться угрозы, не отпускало. Стоял хмурый прохладный день. Едва проглядывающее сквозь тучи неприветливое солнце уже начало клониться к горизонту. Весь путь из Родового имения сюда занял не более пары часов верхами.
Мы спешились в самом центре поселения, возле крытого гонтой колодца. Нас уже встречали. Староста и несколько самых почтенных и уважаемых жителей. Перетоптавшись на ногах, я с любопытством осмотрелся. Деревушка... Хм, больше наминала небольшой, но самодостаточный, хорошо укрепленный пограничный форт. Впрочем, учитывая ареал расположения веси, в этом не было ничего удивительного.
Приземистые, плотно стоящие друг к дружке дома, надёжные черепичные крыши, полностью охватывающая деревню стена из толстых ошкуренных бревен, мощные ворота, четыре оборонительных башенки. Рядом с деревней убранные и готовые под весенний сев поля. Неподалёку темнеет чащоба густого смешанного леса. Вблизи протекает неширокая, но довольно глубокая полноводная река, с перекинутым в самом узком месте мостом, по которому мы и промчались совсем недавно.
Мы, это, собственно, я и мой маленький отряд, состоящий из дяди Игната и пары дюжих молодцев, которые в имении были у моего управляющего на подхвате. Захар и Митяй. Крепкие ребята, привычные ко всему и готовые с равной удалью взяться как за плотницкий рубанок, так и за боевой меч. Вот и сегодня, облачившись в дорожные платья, надев кольчуги и вооружившись, эти парни последовали за нами.
Мы выехали из замка перед обедом, на отдохнувших добрых конях, которые быстро донесли нас по проторенной дороге к единственной на всю округу деревушке, которая снабжала Родовое имение Бестужевых всеми необходимыми припасами. Единственная весь, столетним указом Императора оставшаяся принадлежать моему дому. А сейчас этой деревне понадобилась моя помощь. Помнится, я надеялся отлежаться за семь дней и пузо наесть, но, видимо, покой мне продолжает только сниться!
Староста, здоровый как медведь мужик, такой же лохматый, с тронутой сединой бородой, с нескрываемым любопытством стрельнул в меня умными глазками и, обращаясь к Игнату, прогудел:
– Ты вернулся раньше, чем мы могли и подумать, Игнат! Нешто из Цитадели так скоро обещали кого прислать на нашу просьбу?
– Почти угадал, Панас, – усмехаясь, буркнул мой наставник, привязывая лошадей к вбитой тут же, рядом с колодцем, коновязи. – Ты хлебало то попроще сделай, да зенки в кучу собери. А то они у тебя после вчерашнего пива до сих пор в стороны разбегаются. Прошу любить и жаловать. Хозяин вернулся. Алексей, сын погибшего Сашки, царствие ему небесное!
Староста оторопело уставился на меня. Столпившиеся за ним мужики и вовсе смотрели на меня, как на заморскую диковинку. Я скинул с коротко стриженной головы капюшон поддетой под кольчугу куртки. Панас непроизвольно ахнул:
– Язви меня в печень... Ну вылитый Александр!.. А вырос то как! Вернулся-таки из этой клятой Академии, не сгинул!
– Как видишь, жив и вполне себе здоров, как нагулявшийся бык, – усмехнулся в густую бороду Игнат.
– И с дороги довольно оголодавший, – тут же подхватил я, хлопая старосту по плечу. – Дядя Игнат говорил, что у вас тут на редкость вкусные пироги с квасом, а? Не соврал ли старый чертяка?
После контакта с моей ладонью, пребывающий в некоторой прострации староста потешно замычал, потирая плечо.
Митяй с Захаром остались рассёдлывать лошадей и разбирать снаряжение. Парочка местных вызвалась им помочь, остальные, поняв, что представление закончилось, разбрелись по своим делам. Мы же с Игнатом пошли за старостой, который, что-то доброжелательно бормоча, повел нас за собой.
– Ужо не побрезгуй, молодой хозяин, изволь в мой дом пройти. Счас крикну Марфу, быстро спроворит и пирогов и расстегаев. А квасок я и сам, того, уважаю...
– Особенно когда он пивом зовётся! – заржал Игнат, который знал Панаса, судя по всему, как облупленного.
Староста залился бурой краской, осуждающе поглядывая на управляющего и виновато вздыхая. Я же лишь понимающе усмехался.
Пока шли, с любопытством осматривался по сторонам. Как мне успел рассказать Игнат, в Кленовке, так называлась моя деревня, проживало полторы сотни человек. Что по местным меркам довольно много. Привычные к труду и обороне суровые северные люди, которых сложно было чем-то напугать или удивить. И каждый был занят своим делом, и мужчины и женщины. Лишь стайка юркой непоседливой детворы, примчавшись как по сигналу, с возбуждённым гомоном следовала за нами. Где-то неподалёку мычала корова, ей вторила важным хрюканьем свинья, квохтали куры. Сидящие на цепях почти возле каждого подворья здоровенные лохматые псы-волкодавы провожали нас ленивыми взглядами. Воздух был прохладен, наполнен запахами сена, железа, сыромятной кожи, навоза и увядающих листьев. Периодически раздавались удары молота по металлу, скрежет пилы, какие-то скрипы.
Наконец мы остановились напротив домика старосты, расположенного почти на окраине поселения. Добротный сруб с узкими окошками-бойницами, каменным цоколем, с широким крыльцом. Поднимаясь по ступенькам, Панас громко заорал едва ли не вовсю глотку:
– Марфа! Марфа, встречай гостей! Хозяин Алексей вернулся! И Таньку кликни, пущай свой толстый зад тащит тебе в помощь!..
***
Даже в самые плохие времена, когда активность Ведьминых пятен была чрезвычайно велика, а новые прорывы возникали по всей округе едва ли не каждый месяц, Кленовка умудрялась выстоять. Жители деревушки не понаслышке знали, что такое внезапное ночное нападение иномирных тварей, в самый страшный, тринадцатый ведьмин час. И не раз всем миром, от мала до велика, поднимались на трехметровые стены и сдерживали напор нечисти до прибытия срочной бригады Часовых из лютоградской Цитадели Ордена. Да, этих людей мало чем можно было удивить или испугать. Сломать же их дух, казалось, и вовсе было невозможно.
И какие бы фортеля ни выкидывал этот суровый край, оправдывая свое определение как самого дикого, негостеприимного и опасного фронтира Империи, Кленовка ещё ни разу не была разорена или порушена. И продолжала неустанно и регулярно отправлять в родовое имение бывших герцогов Бестужевых телегу-другую с фуражом и продовольствием. Раньше, в довоенные времена, жители занимались исключительно обычной крестьянской работой. Все трудности по защите своих владений и вассалов ложились на плечи главы правящего дома.
Сейчас... Хм, сейчас, учтивая, во что превратилось мое имение и сколько в нём проживало людей, свою безопасность жители Кленовки давно взяли в собственные руки. Люди боролись с непогодой, страшными зимними морозами, болезнями, возделывали бедную, скудеющую с каждым годом землю. Близость осквернённых границ неотвратимо давала о себе знать. Её зловонное дыхание чувствовалось уже и здесь.
В общем, Кленовка вполне неплохо себе существовала, учитывая обстоятельства, обходясь и без моего барского надзора. Игнат регулярно сюда наведывался, помогал по кузнечному делу, да по мастеровому. В самом крайнем случае, как припечёт, Кленовка вполне могла выставить два десятка неплохо вооружённых бойцов, знавших, с какой стороны за меч браться. И вот поди ж ты, даже этим закалённым и сильным людям всё-таки понадобилась помощь.
Собственно, Игнат потому и задержался у них дольше обычного, волей этого случая разминувшись с моим возвращением домой. И дело тут было вовсе не во внезапном зарождении Ведьминого пятна, появление которых и так отслеживалось городскими чародеями. Вовсе нет. Беда пришла исподволь, откуда не ждали и постучалась в ворота деревни-крепости изнутри. Игнат обещался в кратчайшие сроки известить Корпус Тринадцатой стражи. Пусть, не мешкая, пришлют колдуна. Он то уж точно сумеет разнюхать и точно сказать, в чём закавыка, и стоит ли начинать бить тревогу. Моё нежданное появление несколько спутало все планы. И, после недолгого разговора на эту тему, мы решили разобраться в проблемах Кленовки самостоятельно. Но отчёт о полученном звоночке Игнат, с моего настояния, отправил. Надеюсь, особой спешки все же нет, и тот же Рогволд, почувствовав себя лучше, сможет разобраться, в чём дело.
А пока... Пока мы с Игнатом и старостой сидели за небогато, но сытно и вкусно накрытым столом в самой большой комнате, рядом с ещё хранящей тепло ночного жара печкой. Затапливать в этих краях начинали чуть ли не с самого конца августа. Марфа, жена хозяина дома, дородная, миловидная женщина, расстаралась на славу, чтобы накормить таких важных гостей. Меня же более еды заинтересовала их дочка – Танька. Крепенькая такая, круглолицая тёмненькая деваха моих примерно лет, в расшитом узорами сарафане, едва не лопавшемся на крутых бёдрах и высокой округлой груди. Она выглядывала из соседней комнаты и, не особо стесняясь, строила мне хитренькие глазки. Я, чувствуя себя польщенным, ещё шире раздвинул и без того широченные плечи и невольно принимал самый мужественный вид. Игнат, от которого ничего нельзя было скрыть, лишь, покачивая головой, тихонько посмеивался.
Еще в имении управляющий подробно рассказал мне обо всем, что начало происходить в Кленовке. И когда я удивлённо спросил, не торопятся ли местные паниковать, Игнат просто и беззастенчиво послал меня в задницу и пояснил, что паниковать тут не принято. И если живущие у приграничья люди говорят, что дело нечисто, значит, так оно и есть. Никто не станет преждевременно кричать от страха, когда волка вблизи еще и не видно. Здесь не центральная Империя. Не благоустроенная Столица. Здесь северные рубежи.
А началось все с того, что по ночам в Кленовке начали слышать... непонятные, совершенно не поддающиеся никакому разумному объяснению и описанию звуки. Исключительно по ночам. Началась эта свистопляска около недели назад и продолжалась с тех пор каждую ночь. Поначалу, почти никто не обратил на эти звуки должного внимания. Были они ещё довольно слабы и невнятны. Но силились и становились громче с каждой ночью, не на шутку переполошив и старосту, и всех жителей деревушки. А потом на эти звуки начали реагировать и животные. Скотина, птица, свиньи поднимали такой гвалт, что хоть святых выноси. Собаки так рвались с цепей, словно чувствовали приближение страшного урагана.
И когда Игнат прибыл в деревню с очередным дежурным визитом, староста уговорил его остаться на ночь. И в эту же ночь непонятные звуки услышал уже и мой управляющий. А услышав, смекнул, что действительно, неладное что-то творится. Что-то, о чем всенепременно следует доложить в Лютоград, пусть там умные головы дальше сами разбираются, что делать.
Относительно самих звуков, Игнат, как и никто в деревне, не мог сказать ничего конкретного. Подобных им никто из этих людей никогда не слышал. Вот мой старинный друг и наставник и понадеялся, что я, проучившись два года в Академии, да малость повидавший мир, уж точно смогу что-то по данному поводу сказать.
Звуки эти зарождались прямо в земле. Исключительно по ночам. Как будто глубоко под почвой что-то начинало шуметь, пульсировать, становясь громче с каждой ночью, но неизменно затихая перед самым рассветом. А с наступлением полуночи опять начиналось все сызнова, только ещё сильней и отчётливей. Чудеса да и только.
Немногословными, волевыми и сильными жителями Кленовки много чего было испытано на своей шкуре. Дичающие с каждым годом окрестные леса, было, рождали в своей глубине совсем уж невероятных зверей... Иногда, далеко на севере, видели всполохи колдовских, невероятных по зловещей красоте зарниц. Пару раз прорывы через ткань мироздания происходили совсем неподалёку от деревушки. И даже самый маленький ребёнок в Кленовке мог с лёгкостью перечислить с десяток наиболее распространённых разновидностей ведьминых тварей. Эти люди мало чего боялись. Их невозмутимость могло пошатнуть лишь непонятное. А непонятное всегда пугало человека.
– Гончих видел, прыгунов видел, безликих тоже видал, – обстоятельно рассуждал Панас, неторопливо попивая из огромной кружки квас, шумно пыхтя в седую бороду. – Даже слизняков, было, видал... Но то всё уже понятное, обычное дело... А вот эти, демоны их дери, ночные пляски мне совсем не по нраву!
Я, сидя напротив старосты, с торца обеденного стола, невольно улыбнулся. Твою ж мать, для этих людей, оказывается, всякие там чуды-юды да страховидлы обычное, мирское дело. Могут ли они вообще чего-нибудь по-настоящему испугаться? Я почувствовал невольную гордость. Как ни крути, а это мои единственные на данный момент люди, мои поданные, если их можно так назвать проклятому наследнику проклятого Рода, в котором от аристократа лишь кровь да Родовой символ на спине.
– А поточнее место не укажешь? – я испытывающе посмотрел на старосту.
Если честно, мне было поначалу несколько непривычно тыкать человеку, мне незнакомому и годящемуся в отцы. Но я инстинктивно понимал, что только так и нужно. Здесь мои владения, моя, какая никакая, а вотчина. И тут я за главного. Пусть не герцог, но защитник и сюзерен всех этих людей. Такова жизнь. Да и не привыкли в этих суровых краях к расшаркиванию и хождению вокруг да около. Сказал, сделал. Не понравилось что – врезал.
Староста переглянулся с Игнатом и призадумался.
– Да в том то вся и беда, Алексей Саныч, что никто толком и не скажет тебе этого. Просто каждый в одно и тоже время начинает слышать эти идущие из-под тверди земной звуки. Ну словно кто жерновами муку перемалывает!..
Вздохнув, я понял, что как ни крути, а придётся все же, как мы и предполагали с Игнатом изначально, останавливаться у старосты на постой. Дожидаться ночи, чтобы самим все услышать.
– Добро, – я решительно положил сжатые кулаки на поверхность стола. Вокруг меня стояли одни пустые тарелки, начисто подметённые. Жена старосты сияла, видя мой зверский аппетит. А Танька, зараза, когда думала, что её никто не замечает, смешно надувала щеки и делала вид, что вот-вот лопнет. – Чего рядить да судить попусту... Ждём заветного часа. А там поглядим.
Игнат, допивая свой квас, согласно кивнул и прогудел:
– Я накажу Митьке с Захаром быть наготове у коновязи. Пущай спят с раскрытыми глазами, с них не убудет. Сам на сеновале залягу, а ты, Лёшка, оставайся тута. Поди, староста уж выделит тебе какую светёлку, а?
Панас приосанился и под насмешливым взглядом жены важно проговорил:
– Не изволь сумлеваться, Игнат. Всё честь по чести. Найдём ужо, где молодого хозяина устроить, найдём...
И нашли!
***
Поместили меня на ночь в спальню догадайтесь кого? Правильно, хозяйской дочери Татьяны. А бойкую говорливую бестию, продолжающую хитро зыркать на меня карими глазищами, выгнали ночевать в горницу. А поскольку ночь в любом уголке Империи всегда наступала быстро, вскорости я отправился на боковую. Раздевшись до исподнего, но положив меч в изголовье кровати, чтобы был под рукой, я повалился на мягкую перину, набитую не иначе как гусиным пухом. Слышал я, как целый выводок этих горлопанов гоготал на околице...
И не успел я полюбоваться замерцавшими в окошке звёздами, высыпавшими на освободившееся к ночи от туч небо, как дверь в спаленку негромко скрипнула и по половицам быстро прошлёпали чьи-то босые ноги. И когда ночной гость плюхнулся ко мне под бочок, я уже понял, кто это был. Танька. Захихикав, она принялась толкаться локтями и коленками, отодвинув меня к завешенной меховой шкурой стене. Девушка замечательно пахла луговыми травами, чуть терпким девичьим потом и цветами. А ещё от нее шёл жар, как от раскалённой плиты. Моё зрение было намного острее обычного. В сумраке комнаты я увидел, как девушка ловко сбросила ночную рубашку и заползла ко мне под одеяло, тесно прижимаясь всем телом.
– Признайся, ждал ли меня, барин? – с придыханием спросила Танюшка, приподнимаясь на локте и всматриваясь в меня в темноте.
Я же смотрел на ее большие тугие груди, вызывающе мне подмигивающие крупными тёмными сосками. И почувствовал, как её жар со скоростью лесного пожара распространяется по моему телу.
– С того самого момента, как увидел тебя, проказница, – ухмыльнулся я, протянув руку и нежно водя пальцами по ее бархатистой на ощупь груди. Танька чуть вздрогнула, хрипло выдохнула и решительно запустила свою ручку мне в кальсоны, жадно нащупывая то, к чему так стремилась. А нащупав, не удержалась от довольного протяжного стона:
– О-о-о... Смотрю, молодой хозяин рад-таки мне, ой, как рад...
– Даже не представляешь насколько, – я двинулся ей навстречу и страстно впился в её чуть влажные податливые пухлые губы. Танюшка застонала еще громче, крепче стискивая пальчики. Я опустил ладонь на её упругое бедро и крепко стиснул пятернёй шелковистую горячую ягодицу.
Что ж, в моем статусе лишённого всех привилегий аристократа, все же были свои преимущества!
И никто не мешал мне ими воспользоваться. А потом, уже за полночь, когда пресытившись бурными и неистовыми постельными игрищами, Танюшка торопливо ушла, якобы испугавшись, что по утру нас застукают любящие родители (хотя, учитывая, какой мы шум подняли, подозреваю, что её и так ждет серьёзный разговор с мамкой) я сам лично услышал этот жуткий, непонятный и дьявольский шум.
И да, я больше не задавался вопросом, как он смог напугать жителей Кленовки. Грифон на моей спине проснулся и начал лениво царапаться нагревающимися с каждым ударом сердца когтями.