Лязг гаечного ключа о бетонный пол прозвучал как выстрел в гробовой тишине мастерской. Алекс Стил замер, сжав окровавленные костяшки пальцев. Проклятие сорвалось с его губ шепотом, что со стороны могло показаться, что он молчал не один год. Он с ненавистью посмотрел на свой «Триумф» 1975 года, который разбирал и собирал уже, наверное, в сотый раз. Байк был идеален. Безупречен. Но мертв.
Именно это и сводило его с ума. Раньше металл для него пел. Он чувствовал сердце машины через кончики пальцев, слышал шепот шестеренок и тихий стон натянутой цепи. Он мог не просто починить — он мог улучшить, вдохнуть в груду железа душу, сделав ее продолжением воли всадника. Теперь его руки, эти самые «золотые руки», о которых слагали легенды в другом мире, были всего лишь парой неуклюжих рабочих инструментов. Они могли закрутить болт, подтянуть гайку, отполировать бак до зеркального блеска. Но не могли вдохнуть жизнь. Не могли творить чудеса. Они помнили величие, но были способны лишь на ремесло.
Он провел ладонью по холодному бензобаку «Триумфа», пытаясь поймать эхо того, что было прежде. Сконцентрировался, пытаясь силой воли заставить металл отозваться, ощутить хоть искру той энергии, что текла в его жилах в Пустошах. Ничего. Лишь тупая, безжизненная поверхность и липкое чувство тоски, сжимавшее горло. Он с силой ткнул пальцем в металл, до боли. «Работай, черт тебя дери!» — мысленно выкрикнул он, обращаясь к самому себе, к той части, что осталась там. Молчание было ему ответом.
Снаружи завыл ветер, гоняя по пустынной улице промышленной зоны ржавые банки и пыль. Алекс вздрогнул. На мгновение ему показалось, что это вой не ветра, а сирены тревоги в Черной Цитадели, или рев моторов барона Железной челюсти, или предсмертный визг тормозов перед падением в разлом… Он тряхнул головой, стараясь отогнать навязчивые образы. «Здесь и сейчас», — сурово приказал он себе, глядя на висящие в идеальном порядке ключи, на аккуратные ящики с инструментами, на канистры с маслом, выстроенные в ряд.
— Ты дома. Ты в безопасности. Это и есть реальность.
Ложь была настолько горькой, что он сглотнул комок в горле. Родной город перестал быть таковым. Алекс не чувствовал, что он дома, все изменилось, стало чужим и холодным.
Его мастерская была и крепостью, и тюрьмой. Он восстановил мастерскую, тщательно воссоздав прежний интерьер, но теперь привычная давно обстановка тяготила его.
Пространство пахло старым маслом, бензином и озоном от сварочного аппарата. На стенах — постеры с винтажными мотоциклами, схемы двигателей, фотография его отца на гоночном «Харлее». Ничего лишнего. Ничего, что могло бы напоминать о другом месте. Но все здесь — каждый инструмент, каждое пятнышко масла на бетоне — кричало ему о том, чего он лишился. Здесь он был просто механиком. А там… там он был Золотым кузнецом. Творцом. Чья воля заставляла железо гнуться и кристаллы сиять.
Дверь колокольчиком звякнула ровно в десять. Вошел пожилой мужчина в косухе с нашивками, его лицо светилось надеждой.
— Алекс, привет! Привез тебе свою ласточку. — Он с нежностью похлопал по бензобаку старого, потрепанного «Хонда CB 750».
— Снова стучит? — глухо спросил Алекс, даже не поворачиваясь.
— Да, как по расписанию. Слушай, ты в прошлый раз творил такое… Я два месяца ездил, будто на новом! Ни единой вибрации! Как ты это делаешь?
Алекс молча подошел, завел двигатель, наклонился к нему на секунду.
— Цепь ГРМ. Натяжитель слабый. И в карбюраторах опять грязь.
Он потратил на ремонт сорок минут. Руки работали автоматически, быстро и точно. Он слышал каждый сбой в ритме двигателя, чувствовал каждую лишнюю вибрацию. Но это было интеллектуальное знание, а не магическое чувство. Он вычислил неисправность, а не ощутил ее.
— Вот. — Он вытер руки об ветошь. — Попробуй.
Мужчина завел мотор. Звук стал ровным, бархатным. Идеальным.
— Да ты волшебник! — восхищенно выдохнул мужчина, отсчитывая купюры. — Просто волшебник!
Алекс взял деньги, даже не взглянув на сумму, и швырнул их в старую металлическую кассу. Для этого человека он совершил чудо. Для себя — лишь выполнил очередную рутинную операцию. Мелочь.
Днем заглянула девушка-курьер на скутере.
— Здравствуйте! Тормозные колодки, кажется, пришли в негодность. Скрипят жутко. Можете быстро посмотреть?
Алекс кивнул. Пока он возился с колесом, хозяйка скутера болтала по телефону, смеялась, строила планы на вечер. Ее мир был простым и понятным: работа, деньги, встречи с друзьями. Сломались колодки — починили. Жизнь продолжалась. Ей был неважен танец металла, ей был важен результат. Он закончил за пятнадцать минут.
— С вас двести долларов.
— О, отлично! Спасибо большое! — Она улыбнулась ему самой что ни на есть лучезарной улыбкой, заплатила и укатила, наверняка тут же забыв о нем. Он посмотрел ей вслед. Она и не подозревала, что только что ее скутер чинил человек, способный превратить груду ржавого хлама в скоростную машину.
Алексу вдруг стало невыносимо тошно.
Под вечер подъехал на новеньком «Харлей-Дэвидсон» ухоженный мужчина в кожаной куртке тонкой выделки — простые байкеры такие не носят.
— Слышал, ты лучший. Нужно сделать тюнинг, апгрейд. Чтобы все блестело, чтобы ревело, чтобы все обзавидовались. Деньги не проблема.
Алекс молча обошел байк. Идеальный, только с конвейера, пахнущий деньгами и новизной. Бездушная игрушка для богатого человека.
— Зачем? — хрипло спросил он.
— Как это зачем? Чтобы круто было!
— Он и так крутой. Едет и — едет. Зачем его ломать?
Мужчина смотрел на него как на сумасшедшего.
— Ну, я не знаю… Мощность добавить, алюминиевые диски… Да ты же механик! Ты должен понимать!
Алекс понял. Понял, что этот человек говорит на другом языке. Языке статусов, а не душ. Языке, на котором Алекс разучился рассуждать.
— Нет, — бросил он. — Не моя специализация. Ищите другого.
Мужчина, ворча, уехал. Алекс остался один в наступающих сумерках. Эти деньги, эти «проекты» — все это было мелко, ничтожно. Пыль. Он чувствовал в пальцах невыраженную мощь, зов кристаллов маны, вкус звездного железа на языке. Он мог бы сотворить из того «Харлея» нечто невероятное. Но здесь, в этом мире, это было никому не нужно. И, что хуже всего, невозможно. Дар спал мертвым сном, оставив ему лишь тоску и мышечную память.
Сумерки медленно пропитывали мастерскую сизым, безжизненным светом. Он запер тяжелый замок на воротах, но никакой замок не мог запереть то, что было у него внутри.
Его «дом» — убогая каморка на втором этаже — был воплощением его внутреннего состояния. Голая лампочка под потолком, походная кровать с помятой простыней, мини-холодильник, где жили пиво и замороженные котлеты для бургеров, и заляпанное маслом зеркало над раковиной, которым перестал пользоваться. Там не было ничего нового: изможденное лицо с резкими тенями под скулами, слишком взрослые глаза цвета стали и седина у висков, которой не было еще полгода назад. Следы Пустоши. Шрамы, которые не заживут.
Он сунул в микроволновку заветренную замороженную пиццу, отломил разогретый кусок, но есть не мог. Вкус был как у картона. Он выкинул все в ведро и достал из-под раковины первую за день бутылку виски. Дешевый, обжигающий горло яд. Именно то, что ему было нужно. Единственный способ заставить замолчать голос, твердивший, что он мог бы больше.
Первый глоток обжег пищевод, принеся долгожданное онемение. Второй — сгладил острые углы реальности. Третий… Третий разморил, и тело само потянулось к кровати.
Сон накатил сразу, черный и бездонный. И тогда пришли они.
Он не спал. Он был там. Песок красный, как ржавая кровь, хрустел на зубах. Воздух дрожал от невыносимого зноя, пахнущего пеплом. Что-то гудело. Низкий, на грани слуха, исходящий из самой земли гул заставлял вибрировать кости. Алекс поднял голову.
На горизонте, за силуэтами мертвых городов, поднимались Тени. Гигантские, исполинские. Ноги, каждая размером с небоскреб, обрушивались на землю, вызывая сейсмические толчки. Металлические скелеты древних титанов, пробуждаемые какой-то неведомой силой, медленно, неумолимо шли, круша все на своем пути.
Он увидел знакомую башню с часами в Шестеренках — и она рассыпалась в пыль от одного взмаха конечности, похожей на ковш экскаватора. Он услышал крики. Не крики ужаса, а крики агонии — короткие, обрывающиеся, тонущие в грохоте падающих конструкций и реве гигантских моторов.
— Лира! — хотел крикнуть он, но не мог издать ни звука. Он мог только смотреть.
И тогда один из титанов остановился и медленно повернул к нему свою «голову» — слепую маску из брони и сенсоров. Из ее середины ударил луч багрового света, пронзивший его насквозь. Больно не было. Только леденящее чувство абсолютной пустоты и проклятия накрыло с головой.
— Ты оставил нас… — прошелестел ветер, и в нем звучали голоса всех, кого он знал.
Алекс сорвался с кровати с глухим стоном, запутавшись в мокрой от пота простыне. Сердце колотилось где-то в горле, выбивая сумасшедший ритм. Он судорожно хватал ртом воздух, пахнущий пылью, одиночеством и перегаром. Зрачки метались по комнате, выхватывая из темноты знакомые очертания: тень от вешалки, отсвет уличного фонаря на полу.
Он в своей комнате. В своем мире, где он был никем.
Алекс провел рукой по лицу, смахивая влагу, которую не решался назвать слезами. Руки дрожали. Он закурил сигарету, делая первую затяжку с таким отчаянием, будто это был чистый кислород.
На тумбочке, рядом с пистолетом и пачкой патронов, лежала единственная вещь, которую он смог пронести с собой через разлом между мирами. Не артефакт, не оружие. Маленький, высохший, похожий на бумагу цветок иссиня-черного цвета. Цветок Пустоши. Он поднес его к носу. Ничего. Ни запаха, ни отзвука магии. Только пыль и слабый, едва уловимый аромат тления.
Он держал цветок в кулаке, чувствуя, как хрупкие лепестки готовы вот-вот рассыпаться, превращаясь в прах. Именно так он и чувствовал себя. Бесполезной, засушенной реликвией из другого времени.
Где-то на улице пролаяла собака. Ночь тянулась бесконечно длинно. А до утра, бутылки и очередных мелочей оставалось еще целых пять часов.
Алекс Стил откинулся на подушку и уставился в потолок, ожидая следующего кошмара. Единственного, что еще связывало его с тем, кем он был на самом деле.
Ночь тихой змеей заползла в комнату, окрашивая мастерскую в густые, маслянистые тона. Алекс зажег единственную лампу над верстаком, отбрасывающую конус желтого света в море сгущающейся тьмы. Этого было достаточно. Он ненавидел яркий свет — он выставлял напоказ каждую трещину в стенах, каждую проплешину на бетонном полу, и, главное, все изъяны его собственной жизни.
Он подошел к раковине в углу, пустил ледяную воду и сунул под струю голову. Боль от холода была острой, чистой, почти приятной. Она отвлекала от другого глухого нытья — того, что сидело глубоко в груди и не отпускало ни на секунду. Он поймал собственное отражение в замызганном осколке зеркала, прилепленном над раковиной. Глаза запавшие, с желтоватым оттенком усталости вокруг. Лицо, которое он с трудом узнавал.
«Не твое, — прошептал ему внутренний голос. — Это лицо человека, который сдался».
Отвернувшись, он нашел на полке почти полную бутылку дешевого виски. Не закусывая, сделал два длинных, обжигающих глотка. Тепло разлилось по желудку, мгновенно добираясь до мозга, притупляя остроту чувств. Так было проще. Алкоголь был плотиной, сдерживающей напор воспоминаний. Ненадолго.
Он рухнул на кровать, чувствуя, как виски делает свое дело — мир терял четкость, мысли путались, накатывала волна тяжелой, химической дремы. Он почти что провалился в забытье, когда внизу, у ворот гаража, раздался настойчивый стук.
Алекс замер. Кто это мог быть? Клиенты не приходили в такое время. Друзей у него не осталось. Соседи? Но они обходили его мастерскую стороной, шепчась о его странностях.
Нетерпеливый стук повторился. Выдыхая проклятия, Алекс поднялся, на ходу натягивая забрызганную маслом футболку. Он спустился вниз, щелкнул выключателем — свет залил главное пространство мастерской, слегка ослепляя. Подошел к воротам, отодвинул тяжелую железную задвижку.
На пороге стояла молодая женщина. Лет двадцати пяти, в кожаной куртке, с испуганными, широко раскрытыми глазами. Рядом с ней, прислонившись к косяку, стоял подросток лет пятнадцати — ее брат, судя по сходству лиц. Он был бледен как полотно и тяжело дышал, одной рукой прижимая к груди окровавленную тряпку.
— Извините, что так поздно, — голос женщины дрожал. — Мы… мы слышали, вы механик. Вы чините… все. Нам больше не к кому обратиться.
Алекс молча отступил, пропуская их внутрь. Его взгляд упал на мотоцикл за их спинами — старый, видавший виды чоппер с покореженным боковым прицепом и свежими царапинами на бензобаке. Авария.
— Что случилось? — его собственный голос прозвучал хрипло и отчужденно.
— Занесло на повороте, — быстро, путано заговорила женщина, пока Алекс усаживал парня на стул и начинал осматривать рану. — Срезали слишком близко, я не справилась с управлением… Он ударился рукой о дерево. Кажется, там стекло…
Рана была глубокой, с рваными краями. Алекс, не говоря ни слова, нашел аптечку — большую, укомплектованную им еще во времена, когда он думал, что может все исправить. Алекс достал шприц с обезболивающим.
Он работал молча, быстро, с той же точностью, с какой чинил моторы. Очистил рану, наложил швы, сделал перевязку. Его пальцы помнили каждое движение, они могли делать это с закрытыми глазами. Но внутри было пусто. Он смотрел на кровь, на бледное лицо подростка, и не чувствовал ничего, кроме легкого раздражения от того, что его разбудили.
— Спасибо, — тихо сказала женщина, когда он закончил. — Мы вам… сколько мы вам должны?
Алекс мотнул головой.
— Нисколько.
— Но как же?.. мы не можем…
— Идите, — перебил он ее. — Домой.
Они ушли, бормоча слова благодарности, уводя между собой опирающегося на сестру парня. Алекс закрыл за ними ворота, вернулся к раковине и снова помыл руки, смывая с них чужую кровь. Он посмотрел на свои пальцы — сильные, жилистые, покрытые старыми шрамами и свежими царапинами. Этими руками он когда-то собирал устройства, способные менять реальность. Этими же руками он только что зашивал рану простому пареньку. Казалось бы, разница невелика — и там, и там он чинил сломанное. Но тогда он творил. Сейчас — латал.
Он снова поднялся наверх. Бутылка виски поджидала его на тумбочке. Он пригубил прямо из горлышка, уже не чувствуя жжения, только губительный жар, расходящийся по венам. Он потушил свет и лег на спину, уставившись в потолок, в темноту, которая скоро должна была ожить кошмарами.
Они пришли, как всегда, без опоздания.
Снова ущелье. Вибрирующий горячий, словно из печки, воздух.
Алекс был в Пустошах. Однако что-то было не как прежде, совсем иначе. Он не мог понять что, но ощущал изменения всей кожей, казалось, сам воздух стал иным, горьким на вкус, вызывающим жжение во рту и груди.
И он услышал голос. Вибрацию, входящую прямо в сознание, пробирающую до костей.
«Где мастер? Где создатель? Система требует обслуживания. Протокол 734 "Очищение" активирован. Нужен ключ. Нужен доступ».
Алекс попытался закричать, сказать что-то, но не мог пошевелить ни одним мускулом. Он был парализован, пригвожден к месту этим бездушным взглядом.
«Обнаружен сбойный элемент. Носитель устаревших протоколов. Не несет угрозы. Не представляет ценности».
Багровый луч погас. Титан медленно, с невозмутимым безразличием, развернулся и сделал шаг, сокрушая скалу под своей ногой. Он уходил, оставляя после себя только грохот и пыль.
И тогда Алекс увидел людей. Десятки, сотни крошечных фигурок, пытавшихся бежать из-под чудовищных ступней. Он услышал их крики —пронзительные визги абсолютной, животной паники, которые обрывались, затоптанные в кровавую пасту.
Среди них он увидел знакомое лицо. Лиру. Она бежала, обернувшись на него, ее глаза были полны не страха, а упрека. Глухого, безмолвного упрека лично к нему.
— Ты мог нас спасти, — прошелестел ветер, и это был ее голос. — Ты должен был остаться. Ты…
Алекс вскочил. Все его тело было покрыто потом, сердце билось о ребра, словно испуганная птица о прутья клетки. Он сделал несколько глубоких вздохов, унимая колотящееся сердце.
Алекс подошел к окну и отдернул засаленную штору. Небо на востоке светлело, окрашиваясь в грязно-серые тона. Где-то там, за этим небом, за бесконечными световыми годами или тонкой пеленой между мирами, жили люди, которым он мог и хотел помочь. А он стоял здесь, беспомощный, и пил дешевый виски, чтобы забыться.
Он опустил штору и повернулся к комнате. Его взгляд упал на гаечный ключ, валявшийся на полу с вечера. Он поднял его. Тяжелый, холодный, надежный кусок стали. Просто инструмент. Не более того.
Сжав ключ в белой от напряжения руке, он швырнул его в стену. Удар выдался громким, удовлетворяюще громким. На штукатурке осталась глубокая вмятина.
Он тяжело опустился на кровать, уткнувшись лицом в ладони. Тишина давила на уши, становясь невыносимой. Она была громче любого гула титанов. Потому что в этой тишине он слышал только одно — тиканье часов, отсчитывающих время, которое он тратил впустую. И тихий, настойчивый шепот, который уже не могла заглушить ни одна бутылка. Вина за смерть Лиры жгла его изнутри раскаленным железом.
Рассвет наступал. Приносил с собой не облегчение, а лишь обещание нового дня, точно такого же, как предыдущий. Дня, полного мелочей, которые он ненавидел. Дня, который отделял его от следующей ночи и следующих кошмаров.
Алекс Стил больше не пытался уснуть. Он сидел и ждал. Ждал утра, первых клиентов, ждал, когда можно будет снова открыть бутылку. Он ждал, чувствуя, как с каждым часом что-то важное и непоправимое безвозвратно уходит.