Я мчал домой на всех парах.
И, кстати, да — именно «домой», а не в школу там, или в кабак Януса.
Как-то так уж получилось, что это странное местечко стало мне настоящим домом. Там была не просто моя постель с крышей над головой, а нечто куда большее и ценное: друзья-единомышленники, всякие заботы, уютные запахи и даже кошка. Крутейшее богатство, между прочим! Тот, кто владеет подобным комплектом и не осознает, как сильно ему повезло, просто не нюхал суровой жизни. Потому что у некоторых ничего подобного нет и в помине — как у меня, выброшенного на краю котлована предназначения. Одинокого и совершенно никому не нужного.
А теперь я был нужен, и меня ждали.
Это осознание приятно согревало мою продрогшую душу.
Хорошо, однако, возвращаться домой.
От портала я повернул в сторону главной площади — так, наверное, уставшие после долгой командировки мужики прямо с поезда тащат себя в ближайший детский магазин и покупают какого-нибудь чудовищного медведя или здоровенную пластмассовую дуру с желтыми волосами и в розовом платье. Просто чтобы с порога увидеть распахнутые от восторга глаза и сделать момент возвращения еще ярче и приятней.
Мне же предстояло найти большую корзину.
Рынок выглядел полупустым. Только чуть дальше, у лобного места, невзирая на дождь собралась довольно большая толпа — похоже, мастер Гай сегодня утром был занят чем-то увлекательным, раз народ до сих пор не разошелся по домам.
Даже под навесом торговые ряды здорово заливало дождем из-за ветра, так что торговцы тканями, булочники и еще кое-кто сегодня даже не выносил свой товар на площадь. Но, к счастью, прямо в самом начале ряда я нашел подходящую новенькую корзину, предназначенную для белья. Пока я привязывал ее к седлу за ручку, мой взгляд упал на соседний прилавок со всякими бусами, гребнями и прочей женской ерундой. И среди всей этой мишуры мне в глаза бросился красивый зеленый камень размером с лесной орех в серебряной оправе и на плетеном кожаном ремешке.
Цвет этой подвески здорово напоминал глаза Ники, и я купил ее тоже.
Пока продавец, внезапно сменивший свой недовольный вид на заискивающую улыбку, укладывал покупку в маленький бархатный мешочек я снова посмотрел в сторону собравшейся у лобного места толпы.
— А что там происходит? — спросил я у торговца самоцветами.
— Бесплатный зверинец, — с усмешкой отозвался тот. — Четырех звероморфов выставили в клетке. И, между прочим, все четверо — молодые кошечки. Вот народ и тешится.
— В смысле — выставили?.. — нахмурился я. — На продажу, что ли?..
— На казнь. Палач объявил, их приговорили к ежедневной порке, голоду и жажде. По одной миске еды и воды на всех — до тех пор, пока они или поубивают друг друга, или сами издохнут. Так что зрелище на ближайшее время нам обеспечено.
— Ясно, — нахмурился я еще больше.
Спрятав подарок в карман, я сел в седло и шагом двинулся к лобному месту.
Недовольно поглядывая на наглого всадника, любопытствующие нехотя раздвинулись, пропуская меня поближе.
На небольшом возвышении действительно стояла большая железная клетка. И в ней, прижавшись друг к другу, сидели четыре кошкодевочки. Одна из них была коротко острижена, и из-под неровных, грубо срезанных черных прядей жалобно выглядывали злобно отведенные черно-розовые уши. Одета она была в белую рубашку и кожаные штаны, на щеке виднелась свежая ссадина. Прижавшаяся к ее груди вторая кошка казалась еще подростком — настолько маленькое и щуплое тельце угадывалось под мокрым и грязным платьем, скрывавшим ее ноги. Длинные светлые волосы скрывали ей лицо, полупрозрачные белые ушки поникли. Похоже, она беззвучно плакала — по крайней мере, острые плечи время от времени вздрагивали. Две другие девушки настолько походили друг на друга, что скорее всего были двойняшками или сестрами: рыжевато-коричневые волосы чуть ниже плеч, удлиненные лица, светло-голубые глаза и почти оранжевые, очень крупные уши. Из-под коротких платьиц выглядывали гладкие рыжие хвосты. Они сидели рядом и смотрели на окружавшую их толпу, исподлобья, как два волчонка.
На полу клетки в специальных тисках стояли две плоские миски — такие использовались для домашнего скота, чтобы плошку нельзя было сдвинуть с места или перевернуть. В одной виднелась какая-то каша, в другой — вода.
Пленниц охраняли стражники, выставленные в паре метров от клетки, по двое с каждой стороны.
— Ну давайте уже, жрите! — крикнул рослый мужик в черном плаще с капюшоном, стоявший неподалеку от меня. — Зря ждем, что ли?
Кто-то присвистнул, поддерживая его.
В узниц полетел огрызок яблока.
Я вздохнул.
Вот ведь ублюдки. Они ждут, как девчонки на четвереньках, отставив задницы, начнут жрать из плошки, как дворовые собаки!
Мне стало противно. И жалко.
Вот только что сделаешь?..
Посмотрев по сторонам, я попытался найти в толпе мастера Гая, но, похоже, его здесь не было.
Надо бы к нему заехать. Расспросить.
Развернув лошадь, я потрусил в сторону нашего кабака. Вымокшие серые улицы, несмотря на дневное время, казались пустынными.
И только в одном переулке гудела небольшая группа мужиков, пьяными голосами перекрикивая друг друга.
На них с какой-то похабной ухмылкой поглядывал стражник, спрятавшийся под большим козырьком башмачной мастерской.
Я сначала проехал мимо.
А потом какой-то недоброе предчувствие заставило меня остановиться.
В этом переулке располагалась рыбная лавка, где Леандр заказывал свежий товар для нашей кухни. Да и голоса у пьяных звучали слишком уж возбужденно...
Развернув свой четвероногий транспорт, я прикрикнул на лошадь и, лязгая подковами, мы рванули обратно.
Проскочив мимо стражника, я чуть придержал поводья, сбавляя скорость.
И понял, что предчувствие меня не подвело, и я поспел вовремя.
Шестеро мужчин стояли тесным кругом, пьяно гыкая, а в круге, ощерившись, металась Ника. Ублюдки по очереди пытались ухватить ее то за грудь, то за талию. Девушка отпрыгивала, шипела — и тут же попадала в следующие руки.
А ведь она даже не могла защищаться. Потому что по закону это было бы нападение звероморфа на человека!
— Ну давай, давай, маленькая! — хохотал козлина в широкополой шляпе.
— Ай да киска! — двусмысленно скалился второй, с лысой башкой.
— Так-то лучше, чем в клетке! — хохотал толстяк с капустой в рыжеватой бороде.
Раздавленная корзинка валялась в луже, рядом с накидкой...
Они. Лапали. Мою. Кошку!!!
Соскочив с коня, я двумя прыжками очутился возле лысого. От плеснувшейся мне в руки энергии ладони стали горячими. И я даже не понял, каким образом это у меня получилось, но в ту же секунду на руках с легким покалыванием выросла бурая шерсть, и на этот раз весьма приметная и плотная.
Но отвлекаться на такие мелочи мне было некогда. Что выросло, то выросло, главное — ничего не отвалилось!
И я с размаху рубанул рукой, как мечом, в основание шеи.
Не знаю, сколько силы я вложил в этот удар, но мужик даже не вскрикнул — просто рухнул мне под ноги, как подкошенный.
А я схватил за грудки жирного, стоявшего слева, и всадил кулачищем ему морду — до хруста в челюсти. Жирный взвыл, захлебываясь раскровавленным ртом. Ему на помощь с правой стороны подскочил выродок в шляпе, и я, не вынимая меча из ножен, схватился за рукоять и саданул ему аккурат промеж ног. Мужик пронзительно закричал, хватаясь за свое хозяйство. Шляпа слетела в грязь. Схватив его за волосы, я пнул урода коленом по роже и швырнул под ноги его же приятелям.
— Эй-эй-эй, прекращай, парень! — гаркнул на меня стражник, с озабоченным лицом бросившись в нашу сторону, в то время как Ника уже юркнула за мою спину. — Отошел от них, а то остывать будешь в Ямах!
— А-аа, и ты проснулся! — обернулся я, чувствуя, как от злобы мне перекосило лицо. — Давай, иди сюда! Потому что остывать в Ямах, дружище, буду не я, а ты. Твое имя, стражник! — заорал я с такой яростью, будто собирался убить его нахрен звуком своего голоса.
— Эй, не кипятись! Ну подумаешь, перевозбудились парни после порки ушастых на площади... — успокаивающим тоном заговорил стражник, на всякий случай положив руку на эфес своего меча. — Все, перестань! Тоже мне дело, чтобы еще из-за этих тварей людям друг другу морды бить...
— Ты не понял, — угрожающе проговорил я. — Это. Моя. Кошка! Ясно?! Эти суки ее лапали, а ты, падла, просто стоял и смотрел! И скалился, вместо того, чтобы вмешаться! Так что клянусь, сегодня же я подам жалобу в городской суд, и утром мой добрый друг мастер Гай передаст привет твоей жопе, ровно двадцать пять раз! И поверь, удовольствие тебе обеспечено, потому что потом тебя обольют соленой водой и дадут проораться! Поэтому я хочу знать твое имя!!!
Стражник побледнел. Мужики, подобрав своих приятелей с мостовой, пошустили из переулка прочь, опасливо оборачиваясь.
— Погоди-ка, погоди, парень... — заборомотал он. — Кто же знал-то?..
Я вплотную подошел к стражнику.
— Теперь — знаешь, — прохрипел я ему в лицо.
— Слушай, мне жаль, что так получилось...
— Еще бы, — зло улыбнулся я.
— Давай лучше как-нибудь с тобой по-хорошему, по-человечески договоримся, — проговорил стражник. — Потому что ну пожалуешься ты на меня, и какая тебе польза-то от этого? А так я тебе обещаю — я всем нашим передам, чтобы присматривали за твоей ушастой, раз уж ты ее одну гулять выпускаешь. И польза тебе очевидная — в городе-то из кошек только две шлюхи, те четверо в клетке и вот... твоя, оказывается. Так что ты не пожалеешь!
Я смерил его ненавидящим взглядом.
Вроде и предложение неплохое, но как же хочется его у позорного столба увидеть!..
— А даже если бы она была не моя — какого хрена ты смотрел и ничего не сделал? — проговорил я. — Разве на ней есть кандалы? Или она — преступница какая беглая? Да даже преступницу — и ту только палач имеет права касаться!
— Ой, парень, ну давай без этого, а? — поморщился стражник. — Скажи еще, что фермер, прежде чем свою козу поиметь, должен у нотариуса запись сделать. Ну так что, по рукам?
— Допустим, — нехотя ответил я. — Пока что.
Развернувшись, я сгреб Нику себе под мышку.
— Пошли отсюда.
Моя своенравная кошка, зардевшись, уткнулась мне в грудь.
— Ты вернулся... — проговорила она.
— Ага, — ответил я.
— Она у тебя говорит?.. — изумленно ахнул стражник.
Я зыркнул на него через плечо — мол, какое тебе дело?
И тут мне на глаза попалась раздавленная корзина с крепкими серыми рыбинами, утопленными в луже.
— Нам что ли рыбу еще купить надо? — спросил я.
— Пятнадцать зеркальных зубаток, — тихо сказала Ника.
— Хорошо, — кивнул я.
Мы зашли в лавку, и пока хозяйка отсчитывала рыбу и нарезала бумагу, чтобы ее завернуть, я успел шустрым сайгаком смотаться на рынок и купить новую накидку для Ники. Не хватало еще, чтобы она опять заболела.
Потом я уселся в седло, усадил перед собой кошку бочком и мы неспешным шагом поехали домой.
— Погода сегодня дрянная, да? — как ни в чем не бывало, сказал я.
— Тебя долго не было, — проговорила Ника, чуть ниже опуская голову. При этом ее личико почему-то до сих пор выглядело грустным.
— Да уж, пришлось подзадержаться немного. Но это — мелочи. Зато вон, видела? Какую корзину я нашел!
Ника улыбнулась, украдкой взглянув на меня из-под густющих ресниц.
— Огромная. Ты хочешь завести еще одну кошку? Или двух?
Я шумно выдохнул.
— Ну уж нет, двух я уже не выдержу! Мне как бы одна в самый раз.
И это не было кокетством. Две или три Ники? Да я бы спятил от них!
— Кстати, вот еще... — вспомнил я про подарок и вытащил из кармана бархатный мешочек. — Это тебе.
Она развязала мешочек и вынула оттуда украшение.
— Красиво, — сказала она.
А потом прильнула виском с моей груди и, закрыв глаза, проговорила:
— Вернулся...
Я с улыбкой погладил ее по мягкому кошачьему ушку.
Все-таки хорошо дома.
И хорошо, когда тебя там ждут!
Добравшись до кабака, я первым делом потребовал себе еды.
В харчевне почти никого не было: оказывается, Януса утром вызвали на ковер по поводу стычки с Флорой, и старшие вместе с Та’ки поехали вместе с ним в качестве свидетелей. А первогодок забрала с собой Майя — она договорилась с хозяином пустующего дровяного склада на окраине города, и теперь в проливной дождь можно было тренироваться под крышей.
В харчевне остались только Камилла с дочкой и Азра в качестве представителя школы — на всякий случай.
Камилла очень обрадовалась моему появлению. Обняла, посетовала, что я так надолго пропал. Сказала, что все уже начали тревожиться, что меня долго нет. И, конечно же, она, Камилла, просто места себе не находила...
Ника, прищурившись, вдруг демонстративно отодвинула ее в сторону, прерывая экспрессивные речи, сунула мне в руки подвеску и многозначительно повернулась спиной, откинув в сторону волосы.
Я не смог удержаться от улыбки.
Ну конечно, все внимание должно быть только на хвостатых! В этом смысле реальность этого мира мало чем отличалась от моей родной реальности, где кошаки вечно застывают в картинной позе перед монитором, теликом или царапают вторую половину своего любимого хозяина, чтобы завладеть им целиком.
Я застегнул украшение.
Ника кивнула мне и гордая прошествовала мимо Камиллы, которая, чуть нахмурившись, уставилась на блестящий камешек.
— Он же кучу денег стоит, — проговорила она.
— Ну, не такую уж кучу... — отмахнулся я и отправился за стол.
Дочка Камиллы, которая до сих пор шуршала отточенным угольком по бумаге, посмотрела на меня своим недетским пристальным взглядом, соскользнула со скамейки и решительно направилась к моему столу.
— А-у-ки! — громко сказала она, протягивая бумагу.
Я взял рисунок. На листе были изображены какие-то каляки-маляки. А если точнее, восемь накаляканных сгустков.
— Ауки! — повторила девочка, делая упор на последний звук и тыкая пальцем в свое творчество.
И тут до меня дошло.
— Подожди... Пауки, что ли?..
Девочка кивнула.
— Ты нарисовала... восемь пауков?... — озадаченно проговорил я.
Малышка победоносно улыбнулась, кивнула.
— Зайка, не приставай к дяде Дане! — не вовремя вмешалась в наш диалог Камилла.
— Подожди, она мне не мешает, — отозвался я, усаживая маленькую художницу на скамейку рядом со мной.
— А почему... Почему ты вдруг нарисовала пауков? — спросил я.
Девочка умолкла. А потом выхватила у меня бумагу и развернула другой стороной.
— Мама! — заявила она.
На меня смотрела одна огромная и черная каляка.
Вот как. Мама, значит?..
— Зачем ты нарисовала маму такой черной и страшной? — нахмурилась Камилла, подхватывая дочь на руки и бросая в мою сторону быстрый взгляд. — А? Это потому что я не дала тебе конфет? Зайка, но много сладкого нельзя!..
— Она рисовала не тебя, — тихо сказал я, уставившись на рисунок.
Вот это малышка выдала, однако.
Кто бы мог подумать...
Откуда она узнала? Видела в вещем сне? Или просто сумела прочитать мысли, как Тень?
А может, мне уже мерещится, и дело в банальном случайном совпадении?
Но тем не менее «ауков» было ровно восемь. А не три или пять.
— Чего? — переспросила Камилла.
— Я говорю, она не тебя рисовала! — вступился я за девочку. — Это... просто мама восьми паучат. Так ведь?..
Малышка с улыбкой закивала головой.
— А, ну тогда ладно, — заулыбалась Камилла. — Ладно, пора бы тебя спать укладывать, мой великий портретист...
Она унесла ребенка наверх, а ко мне за стол подсел Азра.
— Ну, рассказывай, — сказал он, уставившись на меня своим цепким холодным взглядом, в то время как Ника уже расставляла на столе блюда с жареными колбасками, хлебом и сыром.
И в этот раз она опять показалась мне грустной.
Похоже, ее все-таки здорово задела та сцена в городе.
Или, может, причина в чем-то еще?..
В любом случае, вечером я выпытаю у нее правду. А пока что — еда! Колбаски! Вкуснотища! Сыр! И еще колбаска!
Золотистая зажаренная корочка с хрустом лопалась на зубах, сочная мякоть с приправами и чесноком приятно обжигали небо.
— Ника, принеси нам еще по пиву! — крикнул Азра.
Я судорожно проглотил содержимое моих набитых щек.
— Мне не надо. Мне бы воды. Или компота вашего, кисленького. И сигарет со спичками, а то я свои испортил.
— Как хочешь, — слегка озадаченно пожал плечами Азра.
— И кстати, за пивом можно Нику и не гонять, — горделиво заявил я. И, сделав красивый жест рукой, призвал своим единственным конструктом соточку пива.
И победоносно взглянул на старшего товарища — мол, ну и как тебе?
Азра хмыкнул.
— Поздравляю... что хотя бы не наперстками, — съязвил он. И, одним махом опустошив бокал, снова крикнул:
— Ника, мне две кружки сразу!
— Да ну тебя, — обиделся я. — У меня тут такое событие, первый конструкт, а ты?..
— А что я? — улыбнулся вдруг хорошей, доброй улыбкой Азра. — Я за тебя очень рад, правда. Просто объем неудобный для пива. Так давай, рассказывай, как съездил и где пропадал.
— В общем, Арахна дала мне разрешение... — проговорил я с набитым ртом. — ... войти в город только в одиночку.
— И?.. — приподнял бровь Азра.
— Ну я и вошел, — просто сказал я, будто это было самое обыденное для меня дело.
— Сейчас в лоб получишь, если будешь так продолжать, — многообещающе заявил Азра. — Нормально рассказывай!
Тут подошла Ника и поставила перед Азрой его пиво, а для меня — большой кувшин с компотом и кружку.
— Спасибо! — почти простонал я и без кружки припал прямиком к живоносному источнику кисленького компота!
Кайф!..
И я уже был готов рассказать Азре о своих героических приключениях. Правда, везде приходилось делать поправку на то, что про детей Арахны я говорить не мог, а про алтарь Фортуны — не хотел. По крайней мере, до обстоятельного разговора с Янусом.
Закончив историю, я добавил:
— Короче, сейчас я доем, приведу себя в порядок, и сразу же в гильдию поеду. За наградой и звездой для нас!
Азра задумчиво почесал щеку.
— Ну, для начала тебе нужна новая одежду. Потому что выглядишь ты, как обнищавший разбойник с большой дороги.
Я заржал.
— Вот уж точно!..
— Давай-ка я отправлю за всем этим барахлом нашего Августа... — медленно проговорил Азра, погруженный в свои мысли. — И, пожалуй, составлю-ка я тебе компанию в этой поездке...
— Зачем? — пожал я плечами.
— Затем, Даня, что у нас закон — что дышло. И чует мое сердце, эти хитрые жмоты изо всех сил постараются вывернуть ситуацию таким образом, чтобы вместо награды оставить тебя с носом. И при этом ты еще остался бы должен. Так что давай прокатимся туда вместе. Ты не возражаешь?
Я не возражал.
В случае чего, в четыре руки мы им это самое дышло куда надо и вставим, и провернем, если потребуется.
Хотя стоп, поправочка.
Не в четыре руки, а в три.