Я очнулась в тот момент, когда внезапно услышала первый удар собственного сердца. Его словно кто-то пытается завести, а оно отчаянно сопротивляется. Ещё раз, и острая боль пронзила грудь, поддавшись инстинктам, дёргаюсь как испуганное животное, загнанное в ловушку, готовое на всё, только бы выжить.
Первый хриплый вдох, и теперь невыносимая боль растеклась по всему телу, да такая, что я заскулила, как-то очень странно всхлипывая, хватая ртом воздух. Но по-настоящему вдохнуть полной грудью не могу, меня словно каменная плита вдавливает в ледяной пол и воняет перегаром.
Снова дёргаюсь, приподнимаю голову и от ужаса начинаю визжать.
На мне лежит какой-то мужик, и никак не реагирует ни на вопли, ни на мои попытки скинуть его с себя.
С грохотом распахнулась дверь, и тусклую комнату сотряс крик, от которого я снова чуть было не провалилась во тьму.
— Она его убила! О, богиня! Зовите госпожу, зовите! Эйви убила своего мужа в первую брачную ночь! Нашего милого Хендрика!
Лучше бы я умерла…
В следующую секунду кто-то засуетился подле вонючего тела пьяного мужика, а меня за руки потащили куда-то через порог, потом вниз по ступеням, заставляя стонать от боли.
Ничего уже не вижу, только пинки, тычки и удары.
— Герти! Что происходит? Как ты смеешь бить нашу невестку?
— Подлая Эйви ударила вашего сыночка бутылкой по голове, вот её ласки! Полюбуйтесь! Мой был Хендрик, мой. А вы эту гадину взяли в семью новой женой. А она убила его, убила! Моего мужа убила! Я его первая и единственная жена!
И снова пинок. Тело всё ещё не слушается, я не могу спрятать голову и лицо от ненависти какой-то ненормальной тётки, что лупит меня не переставая. И с каждым ударом я всё меньше понимаю, где я, и что происходит… Кто они вообще такие, и как я оказалась здесь?
— Хендрик мёртв? Ты вместо того, чтобы его спасать, взялась бить Эйви? Скорее беги за лекарем, дурында!
— Но он — мертвее некуда. Она его убила, бутылкой по голове, госпожа, в прорубь её…
Вокруг замельтешили люди, я успела сжаться в позу эмбриона на ледяном полу и, кажется, вот-вот отключусь, скорей бы…
— Госпожа, госпожа. Хендрик жив, жив! Но пьяный в стельку. На голове рана, всё в кpoви, но в себя пришёл, сейчас очухается…
Новый радостный мужской голос принёс благую весть. Кто-то промчался, громко топая по деревянному полу, перепрыгнул через меня и исчез.
— Госпожа, а с этой, что делать, она же его, своего мужа-то…
— Герти, заткнись! Тебе никто не давал права лупить новую жену моего сына. Хотя нет, она нам более не жена. Прикажи Гансу, запрячь повозку, пусть бургомистр разбирается с этой девкой. А ты отправь Олли за лекарем, если мой сынок пострадал, то я прикажу высечь эту тварь на площади!
Снова вокруг меня топот, какие-то крики и вопли, скорее бы закончился этот ад.
За что мне это?
Снова злой голос госпожи заставляет вздрогнуть и пожалеть о том, что очнулась:
— Хендрик живой, но ему очень плохо, голова разбита и большая рана. Ганс, ты меня слышишь, да не смотри на неё, эта девка ударила моего сына, разбила его головушку, ты должен отвезти Эйви в дом бургомистра. Не забудь всё рассказать и пусть он посадит её в клетку, а потом решает, что с ней делать. Убери её с глаз моих, иначе сама в прорубь столкну, возьму грех на душу…
— Слушаюсь, госпожа, может быть, со мной госпожа Герти поедет, она-то всё знает?
— Пусть едет… Хотя нет, привяжи эту тварь к телеге, и пусть идёт по улице сама, за преступление против собственного мужа она не заслуживает ездить в нашей повозке. Упадёт, не поднимайте, поделом ей!
Меня вытащили на улицу, ледяной ветер на мгновение оживил, и тут же выстудил последние силы. Но моим мучителям этого мало.
— Герти, со мной поедешь, госпожа приказала привязать её к телеге и вести на суд. Помоги с верёвкой.
— Придержи её, претворяется неженкой, как бить моего Хендрика, так сильная была…
Вдвоём они справились довольно быстро, скрутили мои руки, не забывая бить.
— Дикари…
Только и смогла прохрипеть им в ответ, за что тут же и получила.
Телега тронулась, утягивая меня вперёд по заснеженным улицам какого-то средневекового города. Они действительно все дикари.
Но как я оказалась здесь? Ничего не узнаю, ни окружение, ни себя. Даже имя, каким горластая Герти меня называет.
— Люди, люди, смотрите на проклятую Эйви, она вчера вышла замуж за нашего Хендрика и почти убила его ночью, смотрите на неё. Она убийца!
Вопли мгновенно собрали толпу зевак, и в меня полетели первые снежки, и, конечно, самые жестокие целятся в голову, улюлюкая и вторя обвинения. Для Герти неважно, что пьянь Хендрик уже очухался, она назначила меня убийцей и жаждет мести за то, что мамаша женила сыночка на мне.
Радовалась бы, дура, что этот пьяный урод снова ей достанется.
Телега остановилась, и мне в спину прилетел ещё десяток ледышек, со стоном заваливаюсь на мёрзлую землю. Чем быстрее они меня добьют, тем лучше, эти люди не оставили на мне живого места, откуда у них такая ненависть…
— Какого чёрта происходит! Кто вам дал право изгаляться над знатной девицей. Эй, кому говорю! Хендрик ещё вас вех переживёт! Пошли по домам, иначе я уеду в столицу и никого из вас лечить не буду!
— Лекарь, лекарь! Господин лекарь, — послышалось со всех сторон.
— Эй, что происходит? Лекарь? Кто мне объяснит? Почему эта женщина лежит у моего дома в день Святой Хельги, избитая до полусмерти? Батюшки, да это же молодая жена Хендрика? Какого демона? — грозный бас окончательно остудил разгорячённую публику, но не Герти.
Снова посыпались обвинения в мой адрес. Я теперь окончательно превратилась в убийцу.
Бургомистр, осознав смысл обвинения, закричал ещё громче:
— Та-а-а-ак! Этого ещё не хватало, она действительно убила моего племянника? Ох, лекарь, дайте мне что-то от сердца, мой мальчик, я же его крёстный, девку в камеру, завтра мы разберём это дело, и пошлите кто-нибудь в соседний город за её родными, но неспешно, не хочу ещё их выслушивать, сами дело закроем. Но это надо, в первую брачную ночь, убить такого мужчину, бедный Хендрик, бедная моя сестра Эльза.
Меня снова подхватили очередные безжалостные руки и утянули куда-то в темноту большого дома.
— Тут тебе самое место, если все бабы будут на своих мужчин руку поднимать, то небо на землю рухнет и жизнь кончится. Тьфу, проклятье на твою голову, женщина.
Очередной «праведник» кинул меня на солому и захлопнул дверь, выкрикивая проклятья.
«По крайней мере, здесь теплее, чем на улице», — была моя последняя мысль…
— Эй! Проснись, сейчас тебя судить будут! Хендрик очухался, но тебе от этого легче не будет. Все мужики тебя ненавидят, так что, даже если господин бургомистр решит, что побои достаточное наказание, долго ты в нашем герцогстве не проживёшь. Как они тебя, живого места нет. Звери, истинные звери.
— Где я? — задаю единственный важный вопрос, едва ворочая языком.
— В Лауэнбурге, Эйви, я – лекарь, мне приказано привести тебя сначала в чувства, а потом и на суд.
Он протёр моё лицо какой-то вонючей жидкостью, вытер насухо тряпкой, заставляя стонать от боли. Потом влил горечь лекарства в рот и поднял на ноги. И я тут же медленно осела, а потом и завалилась.
Пусть они делают со мной что хотят, если это какая-то вселенская ошибка, то я в эти игры играть не хочу. Будь у меня силы, то устроила бы им разнос, но сил нет…
Лекарь кого-то крикнул, и двое крепких мужчин, не особо церемонясь, потащили меня на судилище.
А их кто-то будет судить за такое обращение с женщиной?
— Господин бургомистр, преступница доставлена! — прокричал один из конвоиров и скинул меня на широкую лавочку.
Лекарство подействовало, и я теперь могу видеть тех «добропорядочных граждан», что вчера, не разбираясь, готовы были побить меня камнями до смерти. В зале прошелестел шёпот. Кто-то взволнованно потирает руки, кто-то ещё пытается повлиять на судью и показывает заботливо связанную петлёй верёвку. Зрелище ужасное, эстетика средневековья в самом уродливом проявлении. Они все похожи, темноволосые, крикливые, тучные, и одеты в тёмные одежды, в этом городе выделяться опасно, и я уже почувствовала на себе, какова их ненависть к чужакам.
В первом ряду сидит моя бывшая свекровь и её боров сынок, с перевязанной головой. Смотрю на него и понимаю: если бы нам снова пришлось остаться наедине, я поступила бы так же. Мерзкий, гадкий, отвратительный ещё и пьянь. Одна беда, совершенно не помню, как я вообще оказалась его женой?
— Начнём, я Отто Фугге, бургомистр славного города Лауэнбурга, властью, данною мне и моему роду, светлейшими нашими герцогами фон Эйхинген-Лауэнбург, да продлит всевышний их род и сохранит священную власть над нами. Так вот, властью, данною мне вершу суд над преступницей Эйви Карин Бран, посягнувшей на жизнь дражайшего своего супруга Хендрика Дуриансона и ударившей оного бутылкой по голове, в момент, когда должна была с радостью раздвинуть ноги и отдать своему законному супругу всё, что ему причитается. Это преступление каралось бы смертью, причём самой жестокой, тем более она вовсе не из нашей общины, что является отягчающим обстоятельством. Но какое счастье, что череп нашего Хендрика твёрже камня, и он крепкий малый. Потому я, взвесив все обстоятельства, принял решение.
Бургомистр слишком многозначительно посмотрел на лекаря, сплюнул, что-то проворчал на ухо своему писарю и продолжил громко выкрикивать приговор:
— Итак, я решил, что приданное остаётся пострадавшей семье, с этого момента Эйви более не жена Хендрика, и теперь к сути её наказания. Такой женщине не место среди порядочных граждан. Но её муж живой, и убить её мы не можем. В тюрьме её содержать накладно. Потому я решил отправить её в старый, заброшенный замок герцогов. Они уже год, как требуют привести его в порядок, но никто не берётся за эту работу. Потому, Эйви Карин, ты обязана за полгода навести в замке чистоту, достойную её светлейших хозяев.
— Но она сбежит, замок огромный, это как выпустить мышь в амбаре, — завопила Герти.
— Не сбежит, на этот случай есть специальный магический браслет, он привязывает раба к замку, до момента окончания отработки. Стоит ей выйти за пределы стены, ужасные судороги скрутят её тело, так что она не сбежит, будьте покойны.
Бургомистр поднял что-то напоминающее кандалы из светлого металла и потряс перед публикой, и когда новая волна улюлюканья стихла, продолжил:
— Наденем ей на ногу, снять смогу только я или кто-то из герцогов. Раз в две недели к преступнице будет приезжать конвой и проверять работу, оставлять провиант, если Эйви не будет усердно трудиться, то её снова ждёт наказание. Сначала плеть, второй раз пропустим через прорубь, а в третий раз петля, ибо должна эта женщина уважать нашу доброту и щедрость, и за это отплатить усердным трудом. Ведь мы даруем ей жизнь…
В зале поднялся вой, всем хотелось продолжить издевательства. Но бургомистр сдержал своё слово и приказал сейчас же отправить преступницу в ссылку.
Снова конвоир потащил меня к выходу, не дав опомниться, но его остановил Хендрик, сжимаюсь из последних сил, стараюсь следить за его огромными кулаками, но он лишь обхватил мою тощую шею и прорычал, не стесняясь присутствующих.
— Ты всё ещё моя, готовься, я приеду к тебе в замок и буду брать своё столько раз, сколько захочу. От тебя отвернулась даже родня, никто не приехал, не вздумай сдохнуть в замке, плевать на слова бургомистра, ты моя жена! — мерзкий голос Хендрика заставил вздрогнуть, сначала от испуга, а потом от отвращения.
— В замке я уже не промахнусь! — шиплю в его гнусную физиономию. Понимая, что он обязательно притащится, и не один, а с дружками…
— Нет, нет! Хендрик, я твоя жена! Я, эту тварь я сама придушу, если ты только взглянешь на неё снова, — завопила Герти и повисла на его руке, но Хендрик лишь отмахнулся.
— Сын, оставь, эта девка более не твоя жена! Пойдём, мой милый, она не заслуживает ни единого твоего взгляда. Мы найдём тебе новую невесту, способную родить мне внуков! — послышался настойчивый голос госпожи Дуриансон, и Хендрик послушался. А Герти сжала кулаки, так посмотрела на меня, что стало ясно, они меня не оставят в покое и в замке. А потом растерзают и новую невесту. Конвоиру надоели семейные разборки, он перехватил меня под руку и потащил к выходу:
— Будешь сопротивляться, надену браслет на полпути, и скрученная будешь сама ползти до замка, передвигай ногами… Живее…
