Стоял хмурый серый полдень. Небо укутала сплошная непроницаемая пелена, не дающая солнцу пробиться к земле. День был бы славным и теплым, если бы не промозглый соленый ветер. Он бил по щекам, злобно тормошил волосы, забирался под одежду и пронизывал до самых костей. Суровая непогода — последнее, что Двенадцатому хотелось бы ощущать перед смертью. Но свою судьбу он никогда не выбирал.
Боковым зрением удавалось зацепиться за мягкую зеленую траву, ковром укрывшую обрыв высокого утеса. За спиной бушевало море. Волны с диким ревом бились о скалистый склон, будто пытались сломать его, разрушить, показать, кому воистину подвластна сила природы. Холодный ветер толкал с края обрыва, нисколько не щадя парня, которому и так недолго осталось.
Он стоял на коленях, чувствуя, как кровь струится по спине, как алые капли бесшумно падают на траву, лишая его сил. Море бесчинствовало, ждало добычу, словно хищник, затаившийся за краем утеса. Смерть подкралась близко. Двенадцатый был зол на нее, да и на судьбу, вновь решившую показать, насколько ей плевать на воина, который всегда и всюду был лишним. Чужаком. Он считал себя слишком мягким для своего дела, но выбора ему никто не давал.
Вот и сейчас, стоя на коленях на примятой траве, мокрой от крови, Двенадцатый смотрел в горящие алым светом глаза своего напарника, возвышающегося напротив. Во взгляде отражалось презрение, смешанное с ненавистью. Крепкая рука рывком впилась в шею Двенадцатого, подняла его с колен, будто он был весом со щенка. Сквозь бурю и шум вздымающихся волн донеслось злобное рычание:
— Наконец-то!
Двенадцатый моргнул несколько раз, пытаясь смахнуть пелену перед глазами, и одним взглядом уговаривал своего уже бывшего напарника отпустить его. Но крепкие пальцы лишь сильнее впивались в шею, не давая сделать вдох.
— Наконец-то ты сдохнешь! — снова рявкнул воин, стоящий напротив. — Больше ты мешаться не посмеешь! Никто и никогда про тебя не вспомнит!
— Перестань, Восьмой… — сдавленно процедил Двенадцатый, из последних сил хватаясь за руки напарника.
— Слышишь?! Никто про тебя даже не вспомнит! Ты будешь гнить на морском дне, пока не отправишься в бездну вечности! А я вернусь героем, и Первый даже слова мне не скажет!
Наверняка он говорил что-то еще, но Двенадцатый уже не мог разобрать его слов. Только шум ворочался в голове, отдаваясь болью в конечностях. Но в следующий миг пальцы напарника разомкнулись. Последний раз вспыхнул огонь ненависти в его глазах, а на теле засияли алые полосы, извиваясь на руках и шее, словно змеи. Багровая дымка струилась в воздухе, уносимая ветром. Это было последним, что увидел Двенадцатый, пока летел с обрыва. Его обхватили холодные руки моря и унесли в свою темную пучину.
***
Двенадцатый никак не мог понять, что привело к подобному исходу. Чем же воин вроде него так провинился, что заслужил жестокую смерть в пучине вод? Ответа не было. Да и не могло быть. Конечно, он догадывался о том, что любой рыцарь на территории империи готов снести ему голову во имя Его Величества. Быть наемником опасно, но еще хуже быть нумерованным Лагеря Смерти. Тут уж точно — не успеешь моргнуть глазом, как окажешься в темнице в ожидании публичной казни на главной площади. Вокруг начнут горланить менестрели, женщины и дети будут радоваться, показывая пальцем на плененного воина, а старики — укоризненно качать седыми головами.
На территории империи нумерованных, вроде Двенадцатого, боятся и желают им поскорее отправиться в бездну вечности. Простой люд падок на истории и слухи о том, что подобные воины носят ошейники, словно собаки, покрываются светящимися алыми полосами и без особых причин убивают все, что движется. Отчасти это было правдой. Другая, теневая часть жителей империи покровительствовала им и давала исключительные задания с хорошей оплатой. Толстосумы не жалели мешков золота ради исполнения своих прихотей, даже если они нарушают дюжину законов.
В свои двадцать лет Двенадцатый понимал, что рано или поздно карающая рыцарская длань коснется его. Он был уверен, что ему не удастся дотянуть даже до тридцати, несмотря на то, что собратья нумерованные жили вполне вольготно и не задумывались о наказании. Отчего же не рыцарь, а напарник поднял на Двенадцатого руку? За что он вонзил клинок ему в спину? За какие такие провинности Восьмой сбросил его в море, прекрасно зная, что тот боится глубины и никогда бы не простил того, кто пожелал ему такой участи? Оставалось только гадать, отдавая душу холодной тьме морской пучины. Но в воде Двенадцатый не чувствовал страха. Лишь шепот смерти, тянущей к нему тонкие липкие пальцы. Сквозь полумрак собственных мыслей он ощущал биение волн и шелест тьмы.
Давным-давно испуганные желторотые новобранцы Лагеря Смерти рассказывали, что перед смертью человек видит свою жизнь от начала и до самого конца. Но Двенадцатый не помнил своего детства. Только мелкие обрывки воспоминаний яркими вспышками мелькали перед глазами, словно мошки, не пытаясь задержаться хоть на секунду. Потом их сменили кровавые картины долгих и упорных тренировок в стенах черной крепости нумерованных, которая удерживала Двенадцатого под своим мрачным сводом целых четырнадцать лет. Перед глазами проскользнули три года службы среди нумерованных и последнее задание.
Воинов встречал далекий портовый город Фальтир. Путь выдался тяжелым: бесконечные дороги, тайные тропы, повозки со старыми клячами и ленивые торговцы, которые ни за какие деньги не брали двух наемников в попутчики. Оно и понятно. Мало кто хочет водиться с теми, кто носит на шеях прочные ошейники без пряжек и замков. Простые люди, завидев подобные вещи, предпочтут обойти их обладателей стороной, ведь любой пристальный взгляд или случайное слово могут обернуться большими неприятностями. Особенно это касалось Восьмого. Буйный нумерованный с взъерошенными черными волосами служил неиссякаемым источником проблем. Благо на правах главы отряда Двенадцатый временами остужал его пыл.
Фальтир… Чудесный город. Высокие каменные башни были окутаны нитями цветных флажков; начищенные шпили сверкали в лунном свете, словно только что отполированный клинок; днем широкие улицы наверняка вмещали сотни торговцев и тысячи покупателей. Но в светлую тихую ночь здесь было пустынно и спокойно. Двенадцатый не мог отрицать, что в тот миг искренне любовался городом, даже скрываясь в тенях и перебежками двигаясь к его центру. Приближался час рассвета. В такую пору душа больше всего желала насладиться нежным сиреневым небом, но отряд нумерованных мог думать только о скорейшем выполнении задания. Камень. Вот, чем голова была занята больше всего. На улицах часто можно услышать интересные слухи, а уж если они касаются драгоценностей или мистических предметов — нужно держать ухо востро. Странствующий торговец из столицы империи проболтался о чудо-камне, обладающем невероятными свойствами. Вскоре Первый отчетливо пояснил, чтобы нумерованные не смели без него возвращаться. Почему вокруг какой-то вещицы столько шума? Двенадцатый задавался вопросами без ответов.
Он запомнил вспышки и громкие крики. Засаду рыцарей предвидеть было невозможно. Яркий свет факелов разрезал темноту ночи и ослепил двух воинов, почти проникших в центральную ратушу. Начался хаос. Восьмой без промедления бросился на защитников города, обнажая мечи. Его тело покрылось яркими алыми полосами, а кровавая дымка заструилась в прохладном воздухе.
Пожар. Крики людей. Звон бьющейся стали, скрежет доспехов, рев разъяренного нумерованного и стон раненых рыцарей. Шум звенел в ушах, сливался воедино и отдавался болью в голове. Все смешалось. Двенадцатый не сражался с рыцарями. Он не достал лук из-за спины и не выпустил ни одной стрелы из колчана. Даже камень больше не занимал его мысли. Вопреки приказу Первого, вопреки всему тому, чему его учили в стенах черной крепости нумерованных, он бросился выводить жителей из огня и помогать им тушить пожар. Двенадцатый корил себя за то, что провалил задание, однако изрядно удивился, осознав, что спасение жизней отдается в душе приятным теплом. Но все равно в умирающем сердце таились вина и сожаление. Он не мог поступить иначе. А уж когда Восьмой, перебив пару дюжин рыцарей, осознал, что его напарник поступает не по правилам Лагеря Смерти, — бросился на него с оружием в руках.
Дальнейшее было окутано белесым туманом. Когда Двенадцатый пытался увести напуганных людей с улиц, Восьмой внезапно появился позади и вонзил кинжал под лопатку. В какой-то мере такой исход был ожидаем. Пораженный подлым ударом в спину, нумерованный резким движением выдернул из кожаного пояска на ноге собственный кинжал и, развернувшись в одно мгновение, отбил второй удар. Светящиеся диким огнем глаза Восьмого надолго останутся в его памяти. Его взгляд, наполненный ненавистью, будто обжигал все изнутри.
В памяти мелькали каменные стены домов и собственные руки, покрытые пятнами крови. В спине зияла рана, а каждый шаг отдавался нестерпимой болью. Казалось, алые капли падали на землю слишком быстро и громко, подтверждая приближение незваной смерти. Оставалось только бежать. Из последних сил, преодолевая боль. Над головой расцветал рассвет, лучи солнца нетерпеливо высовывались из-за горизонта и низеньких крыш, но взгляд упорно выхватывал только грязную каменную плитку под ногами, испещренную трещинами. Вокруг носились люди, в панике пытаясь понять, что произошло, и провожали изумленными глазами раненного воина, который изо всех сил старался держатся на ногах. Двенадцатый хватался пальцами за прочный ошейник, словно пытался его сломать. Будто из-за него он задыхался и испытывал страдания. Когда он оказался за стенами города, ветер принес с утеса на побережье шелест травы и шум морского прибоя. Двенадцатый никогда не был у моря, и ему понравился этот звук. Без сил он опустился на колени на самом краю обрыва и смотрел на волны, внушающие страх своей силой и властностью. Его чуткие уши уловили неспешные шаги Восьмого. Нумерованный не торопился. Он был уверен, что его жертва никуда не сбежит.
Двенадцатый думал, что его исключительные навыки, выдержка и выносливость помогут избежать смерти или продлят жизнь, хоть ненадолго. Но он остался стоять на коленях перед бывшим напарником и испытал лишь смятение. Будто смирился с исходом и решил отдаться в руки судьбы и бездны вечности. Он никогда не выбирал свой путь. Вот и здесь, стоя на коленях в шаге от смерти, не захотел ничего менять.
Предсмертные видения мелькнули в голове за одно короткое мгновение, будто и не было двадцати лет жизни. Бурные морские потоки обхватили его тело и погрузили во тьму.