Шли годы, популярность Ландау росла. Все давно поняли, что Женька просто состоит при Ландау. При мне физики говорили у нас дома: «Дау, за ту работу, которую Женька исполняет для тебя, ты только должен в предисловии очередного тома выражать ему свою благодарность – так делают все наши академики, – а не делать его своим соавтором. Ведь за свой труд он имеет очень щедрую оплату – твои идеи! Причем такие, что, того гляди, в членкоры скоро угодит». Так говорили физики при жизни Ландау.
– Нет, не преувеличивайте, членкором ему никогда не быть! У него кишка тонка, а рабский труд был уничтожен капитализмом как непроизводительный. Я очень спешу создать полный курс теоретической физики, эти книги очень нужны студентам и молодым физикам. Мои книги по физике помогут молодым физикам «грызть гранит науки». Женьке, конечно, плевать на потомство, но, получая половину гонорара как соавтор, он работает на себя, вот здесь и зарыта собака! В любое время дня и ночи он подстерегает мои свободные минуты. Его природная цепкохвостность поразительна – не отцепится, пока не вытянет из меня нескольких параграфов.
Студенты физфака МГУ в те годы о курсе теоретической физики Ландау—Лифшица говорили так: «В этих книгах нет ни одного слова, написанного рукой Ландау, и нет ни одной мысли Лифшица». Это было известно всем.
Но это все в прошлом. А сейчас ночь 7 января 1962 года. В жизнь вторглась трагическая неожиданность. В дом вошло горе. Около 12 часов ночи пришли физики из больницы, сказали: «Дау в сознание еще не пришел». Женькина жена Леля говорит: «Женя чуть Судака не задушил, он кричал на него: “Убийца!”».
Тут я вспомнила:
– Женя, вы вчера при мне дали слово Дау отвезти его лишь на вокзал. Как вы посмели доверить Судаку везти Дау в гололед в Дубну? Его старый «москвич» весь изранен от его «умения» водить машину. Вы, Женя, первоклассный водитель, я всегда была спокойна, если вы везли Дау. Вы предали Дау! Вы, вы – убийца, хладнокровный убийца! Это вы разрешили Судаку убить Дау. Судак – дурак, ему и его жене импонировало в своей новой «Волге» появиться с Ландау в Дубне!
Физики увели Лифшица.
В действительности было так. 7 января, утром, когда подошло время везти Дау на вокзал, Женька, выйдя из квартиры, обнаружил гололед, забежал наверх к Дау (это впоследствии рассказал сам Ландау):
– Дау, я не хочу свою новую «Волгу» выводить из гаража в гололед. В своей езде я уверен, но вдруг какой-нибудь дурак-водитель поцарапает мою новую машину. Ехать в гололед нельзя, ты отложи свою поездку в Дубну.
Мне Лифшиц не рассказал ни о гололеде, ни о том, что Дау решил ехать с Судаками. Конечно, у Женьки в его лысом с детства черепе серое вещество кипело только алчностью, в основе всех его действий – только корысть. Потерпеть убыток – равносильно смерти! Вчера дал слово (ему было выгодно иногда послужить Ландау), а сегодня его собственности угрожала царапина! Когда он купил машину, то ворвался к нам со словами: «Кора, Дау, слушайте, какую блестящую сделку я совершил: старую «победу», стоившую мне 16 тысяч рублей, я продал за 35 тысяч, а за валюту купил новую «Волгу», за 450 фунтов стерлингов в «Березке». Кора, вы можете сделать то же самое, получив от меня безвозмездно эту информацию. Старые «победы» в большой цене, и желающих приобрести их много. За издание наших книг в Англии и других странах нам платят валютой, а ты, Дау, еще даже не реализовал премию Фрица Лондона, которую тебе вручало так торжественно канадское посольство!»
Мы с Дау вышли посмотреть на новую «Волгу». Она сияла лысиной и новизной. Он укатил.
– Коруша, если хочешь, купи себе новую «Волгу», и валютой можешь пользоваться.
– Зачем, Дау, «победа» у нас почти новая. А Женька, оказывается, влюблен в свою лысину.
– Почему ты так решила? По-моему, он завидует моей шевелюре.
– Тебе он вообще завидует. А почему же он купил машину-автопортрет? Крыша и лысина телесного цвета.
Так вот, если бы Лифшиц не состоял при Ландау, у него не было бы законных фунтов стерлингов и не было бы новой «Волги».
У Дау была другая натура. Если он сказал: «Встречайте десятичасовым поездом из Москвы», то опоздать уже не мог! «Точность – вежливость королей», – повторял он всегда, добавляя: «Я за свою жизнь не опоздал никуда ни на одну минуту». Этим Дау очень гордился. Позволить себе опоздание, когда его ждут, для Дау было как бы антитело! Опоздать – никогда! Нарушить свое слово – невозможно!