Мама согласилась на то, чтобы Дима учился в школе при московском институте, на удивление легко. Она рассказала Диме о визите Раисы и участкового, что мальчика развеселило. Хотя веселиться, собственно говоря, было нечему. Милиционер явно был поддельный. Визитка его была напечатана на таком же пластике, как и временный студенческий билет Димы, который он сдал Дермидонтову.
Когда сам Галкин гулял вечером по деревне, соседки расспрашивали его о собеседовании. Слово “собеседование” они повторяли, многозначительно поджав губы, будто бы в нем было что-то не совсем хорошее.
В Ковалевку Дима прилетел в четверг, и надеялся, что спокойно поживет дома три дня. Но мама была непреклонна.
– Завтра съездишь в школу, позанимаешься, чтобы не отстать, – заявила она. – Попрощаешься с учителями, с ребятами. Может быть, в Москве тебя не очень и ждут – или самому не понравится… Имей в виду, что в свою школу ты всегда сможешь вернуться.
Мама была права. Но тратить день на то, чтобы вновь встречаться с Ряхиным и его компанией, Диме совсем не хотелось. Он бы с большим удовольствием разобрался с новыми возможностями своего компьютера и изучил бы сеть Уфонет. И все-таки в школу поехать было интересно. Узнать, как дела у Носикова, увидеть Леру Лазееву. Может быть, она захочет написать ему в Москву письмо. Или он напишет ей… Ведь на каникулах он будет жить дома.
Духи маме очень понравились. Она только удивилась, что стипендию Диме начали платить еще до поступления в новый колледж. А приемник мальчик припрятал, чтобы вручить отцу, когда он приедет домой в отпуск. Обычно это случалось летом.
Весь вечер Дима пытался дать лад купленной в супермаркете академии приставке с доступом в Уфонет. Приставка, несомненно, работала. Дима смог выйти на некоторые сайты Интернета, почитать сообщения на досках объявлений Уфонета, поиграть в какой-то «мраззл». Но в информационной сети продвинутых он ориентировался плохо, и решил разобраться со всем на следующий день – очень хотелось спать.
В пятницу утром Дима покинул дом в половину седьмого. На этот раз его провожала мама. Довела до калитки, поцеловала на прощание и приказала не задерживаться в городе до вечера. Вновь поля вокруг укрывал плотный туман. Снова Галкин был совсем один – его сосед Смирнов выздоровел еще в среду, уехал в интернат и жил там. Но на этот раз на дороге не появилось загадочных машин. Подошел автобус, Дима втиснулся туда и без приключений доехал до школы.
Первым, кого он встретил в пустом коридоре, был сияющий Носиков. На Диму он посмотрел с опаской. Как понял Галкин, Андрей опасался: не испортит ли Галкин его триумфа?
– Ну, ты как, Митя? – осторожно спросил он. – Что нового?
– Да ничего хорошего, – ответил Галкин.
Носиков немного повеселел.
– Мне уведомление прислали. Зачислен в колледж первой ступени. Занятия начнутся в ноябре. Обещали, что повезут на стажировку в Соединенные Штаты в следующем году! Ты представляешь?!
– Еще как, – ответил Дима.
– А у тебя что не сложилось? – притворно-участливо спросил Андрей.
– Да не понравился я их самому главному.
– Вот оно что, – протянул Носиков. Изобразить грусть у него получилось с трудом.
– Тебя назад кто вез? – спросил Галкин.
– Не знаю. Какой-то мужик. Не тот, что нас отсюда забрал. Просто шофер, наверное. Ты сам куда делся? Я даже беспокоился.
– В Москву уехал, – коротко ответил Дима.
– В Москву? – сразу потускнел Андрей. – А что ты там делал?
– Главному в департаменте я не понравился, но приехал министр из столицы, – не вдаваясь в подробности, которые Носикову никак не нужно было знать, ответил мальчик. – Он сказал, что принимает меня в колледж при авиационном институте.
– В колледж, – облегченно вздохнул Носиков. – Это дело другое.
По его реакции Дима сразу понял, что Андрею стало кое-что известно об организации “продвинутых”. А Носиков достал из кармана серебристый брелок, чем-то напоминающий тот, что был у Димы, и принялся им поигрывать. Галкин, чтобы не показать излишней заинтересованности, повернулся и нос к носу столкнулся с Ряхиным.
– О, Митяй! – обрадовано заорал тот. – Я уже огорчился, что тебя от нас забрали к самым умным! Не есть нам больше твоего варенья, не видеть твоей скучной физиономии!
Компания Толика заржала так, что, казалось, обвалится потолок. Дима спокойно подождал, пока дружки Ряхина отсмеются, и тихо ответил:
– Так и есть, Толя. Уезжаю я от вас. Сегодня – последний день.
– Отец, что ли, к себе забирает? – настороженно спросил Ряхин.
– Можно сказать и так, – туманно ответил Дима.
– Начистить ему чайник нужно напоследок, – заявил маленький Грызлов.
– Отвянь от него, Петя, – заступился вдруг за Галкина Ряхин. – Пусть едет, если собрался.
Грызлов огорченно потупился. Он понял, что теперь чаще будут избивать его – ведь на кого-то нападать все равно придется, а Галкина рядом не окажется…
Табловин и Мордовцев, подтверждая догадки маленького Пети, дали ему по подзатыльнику и прошествовали в класс. Следом за ними вошел и Ряхин.
Поток ребят, вливающийся в школу, усиливался. Это подходили городские – те, кто жил неподалеку и посещал занятия вместе с интернатскими. Перед самым звонком пришла и Лера Лазеева с двумя подружками. Девочка, казалось, даже не заметила Диму, терпеливо ожидавшего ее появления в коридоре. Тогда Галкин тоже вошел в класс, сел на свое место и принялся разбираться, как работают его новые часы. Раньше всего он научился пользоваться дальномером. Оказалось, что до потолка от его стола было три метра, до доски – пять метров шестьдесят сантиметров, а до входной двери – три метра. Температура в классе после ночи установилась хорошая – девятнадцать градусов. Играя с часами, Дима боялся ненароком включить радио. И, конечно, случайно включил его, когда в класс вошла Клавдия Афанасьевна, учительница физики.
– Напрасно, Галкин, ты думаешь, что победителям олимпиад все позволено, – пророкотала она на весь класс. – Выключи немедленно приемник!
Дима был бы рад это сделать, но он еще не разобрался, как отключить радио или хотя бы ослабить звук! Когда через минуту музыка по-прежнему играла, Клавдия Афанасьевна громко приказала:
– Вон из класса!
Дима сначала огорчился, а потом решил, что гораздо проще собрать вещи сейчас, когда в общежитии интерната никого нет. Он поспешно покинул класс, причем вслед ему лилась гневная речь учительницы. Клавдию Афанасьевну обижать не хотелось, и Дима думал о том, что надо извиниться. Только как это сделать? Не показывать же ей часы с радио и дальномером, объясняя, что купил их только вчера?
Немного грустя, Галкин вошел в интернат и забрал те свои вещи, что хранились в бытовой комнате. Возвращаться на следующий урок было глупо. Дима решил побродить по городу и ехать домой. До сих пор он прогуливал уроки очень редко, но случай был особым – он уезжал из родных краев надолго.
Людей на улицах Синегорска оказалось не слишком много. Небо хмурилось, в любой момент мог пойти дождь. Дима брел по тротуару, рассматривая витрины магазинов. Конечно, им было далеко до супермаркета Авиационно-космической академии. В одной из витрин Дима увидел огромную игрушку – пушистую собаку светло-коричневого цвета. Собака была размером с хорошую овчарку. Она добродушно улыбалась прохожим, спешащим по серым улицам. Взглянешь на нее – и сразу становилось веселее и уютнее.
– Куплю Лере, – решил вдруг Галкин. – Оставлю под дверью, а сам спрячусь наверху, на пятом этаже. То-то она будет рада. Наверное, и не догадается, от кого подарок. И хорошо…
Он зашел в магазин, достал из кармана кредитную карточку универсального банка, прикидывая, сколько должна стоить игрушка. Укса два, пожалуй… Только когда продавец вопросительно уставился на Диму и не сказал ни “добро пожаловать”, ни “что вам угодно”, Дима вспомнил, что по карточке его здесь не обслужат. А обычных денег у него не было.
Покосившись на собаку, Дима вновь вышел под дождь. И увидел ярко-красную спортивную машину. Наблюдалось в этой машине что-то странное. Спустя минуту Дима понял, что. На улице было довольно слякотно, а машина сверкала чистотой. Даже возле колес не было ни пятнышка грязи. Будто только что из мойки.
Впрочем, мало ли чего не бывает на свете. Дима пошел дальше, но, оглянувшись через минуту, обнаружил, что машина тихо едет за ним. Это мальчику не понравилось. Он взглянул на часы и ускорил шаг. Машина сорвалась с места, за две секунды догнала Галкина и резко затормозила рядом с ним. Тонированное стекло опустилось, и мужчина в знакомой Диме камуфляжной форме приказал:
– Быстро садись.
– Как бы не так, – подумал Галкин.
Мысль еще не успела оформиться, а Дима уже убегал – за угол дома, во двор, и, по тропинке между гаражей, еще дальше, туда, где машина проехать не могла. Мальчик сам не ожидал от себя такой решительности и прыти. Люди в машине, очевидно, тоже. Поэтому автомобиль въехал во двор только тогда, когда Дима подбегал к гаражам и был готов скрыться за одним из них.
Услышав шуршание шин по гравию (двигатель машины работал очень тихо), Галкин оглянулся. И вовремя. Мужчина в камуфляже, сидевший на переднем сидении, высунул в окно руку с большим пистолетом. Он целился в Диму и нажимал на спусковой крючок. Но машину трясло на ухабах, рука стрелявшего дрожала.
Галкин бросился в сторону, заметил, что на серой стене гаража с щелканьем появляются мокрые пятна, юркнул в щель и со всех ног помчался прочь. Сердце бешено колотилось. Мальчик не тратил время на то, чтобы оглядываться. Только когда Дима бегом пересек еще одну улицу и вбежал в следующий двор, он смог осмотреться. Похоже, погоня отстала.
Мальчику было ясно, что за ним охотятся люди Блескальцева. Похожую камуфляжную форму он видел в так называемом “департаменте образования”, который оказался здешней резиденцией продвинутых. Блескальцев, похоже, не оставил идеи “усыпить” Диму. На это указывало и то, как в него стреляли. Из пистолета вылетали не пули, а ампулы, которые разбивались о стену и оставляли на ней мокрые следы. Его хотели поймать и усыпить. А он имел глупость вернуться домой оттуда, где его надежно защищал Дермидонтов и охранники академии!
Спустя еще несколько мгновений Дима понял, что опасность из-за него угрожает маме. Ведь его могут прийти искать домой. И, чтобы мама не стала свидетелем, усыпить и ее. От этой мысли он пришел в ужас. Нужно срочно возвращаться в Москву, в академию. Он будет там в безопасности, а без него, наверное, не тронут и маму. Ведь махалец – он, а не мама. Только как добраться до дома?
Стараясь не выходить на оживленные улицы, глухими дворами Галкин пробрался к рынку. На его счастье, у дяди Вани осталась только одна банка с молоком. Он стоял, ожидая последнего покупателя.
– Дядя Ваня! – обрадовано закричал Дима. – Домой скоро поедете?
– Вот молоко продам – и поеду, – неспешно окинув мальчика взглядом, ответил Дядя Ваня. – И тебя с собой возьму, если хочешь. Чтой-то рано у тебя занятия закончились. Или сбег?
– Я в Москву уезжаю, – объяснил Галкин.
– Да ну, – удивился дядя Ваня. – Надо же… Ну, подожди, погуляй пока что. Как покупатель подойдет, так и поедем. Я уже и хлеба сходил купил, так что сразу помчим…
Ждать Диме было никак нельзя. В любой момент его могли найти типы на красной машине. И, кто бы их ни послал, ничего хорошего эта встреча не сулила.
– Вы специально кого-то ждете? – уточнил Дима у своего знакомого.
– Да ну, – усмехнулся дядя Ваня. – Кто захочет, тот и купит.
– Может быть, я у вас и куплю? – спросил Галкин.
– Ты что, обалдел, Митя? Мать ведь две коровы держит!
– Ну и что? Мне молока все равно не хватает. Соскучился в интернате. Да и в Москве когда удастся вдоволь молочка попить…
– Я не пойму, ты шутишь, что ли? – нахмурился дядя Ваня.
– Не до шуток, – мрачно ответил Дима. – Мать молоко все на масло пустила, доить только вечером будет. А я уезжаю. Продайте мне молоко, дядя Ваня.
– Да так возьми! Еще я тебе продавать буду… Поехали тогда, что ли…
Мальчик прыгнул в коляску, где погромыхивали пустые банки из-под проданного молока. Не совсем хорошо получилось – выпросил ненужную банку молока – зато уехали быстро. Когда мотоцикл выезжал в ворота, Диме показалось, что на соседней улице стоит красный автомобиль. Мальчик нагнул голову пониже, а когда осмелился поднять, никаких машин рядом уже не было. Мотоцикл тарахтел по шоссе между полей.
Дядя Ваня высадил Галкина, и он с набитой сумкой и банкой молока в руке бодро зашагал по грунтовой дороге. Вряд ли те, кто его ловят, рассчитывали, что он сможет попасть домой так быстро. Но стоило торопиться.
Мама должна была прийти с работы часа в четыре. Дима не мог ждать. Он зашел домой, поставил молоко на стол, выбросил из сумки ненужные вещи и собрал то, что могло пригодиться ему в академии – в основном, одежду. С набитой сумкой он побежал к маме на ферму.
– В школу телеграмма пришла, – сообщил он. – Вызывают в Москву, срочно. Автобус специально прислали. Он меня в городе ждет. Поехал я.
– Как поехал? – встревожилась мама. – Я ведь не собрала тебя. Сейчас отпрошусь, провожу хотя бы до автобуса…
– Не надо, – попросил Дима, лихорадочно соображая, что сочинить, чтобы мама не пошла его провожать. – Я отсюда на дорогу бегу. Меня Носикова отец обещал подобрать. Он ждет, пока я попрощаюсь.
– Какого Носикова? – не поняла мама.
– Одноклассника моего. Он тоже ехать собирается. Я доеду, сразу письмо тебе пошлю.
Мама ахнула, поцеловала Диму, и он припустил по полю к дороге. Потом, когда ферма скрылась из виду, резко изменил направление и побежал к возвышающимся над полями скалам. Это были отроги древних, давно разрушившихся гор. Скалы поднимались над полями метров на тридцать – пятьдесят. Сверху на них росла трава. Там пасли скот, который можно было загнать наверх по дороге – отвесно обрывались скалы только с одной стороны – там, где текла Синюха. С другой это была обычная невысокая горка.