3 июня, суббота
Двадцать седьмого мая, на следующий день после моего возвращения в Московскую область, отгремел сольный концерт группы IDEЯ FIX. Событие отвлекло меня от мыслей о болезни мамы, но лишь на один вечер. Последующую неделю я провела в раздумьях, подвешенном состоянии и за чтением статей про онкологические заболевания.
Мама легла в Областную ростовскую больницу тридцать первого мая, через два дня после выписки из БСМП. Она больше шести часов ждала заселения в палату. Такой же бардак, как и в Новочеркасске. Благо маму отвезла на машине её коллега, и они вместе ждали приёма врача.
Вчера мама сказала, что хочет почитать мою книгу «Безвечность», и попросила Никиту передать ей бумажный экземпляр. Она не любит фантастику, поэтому её желание согрело мне душу.
4 июня, воскресенье
Всю неделю я пила кучу противовирусных – простудилась, когда приехала в Королёв. Сопли ручьём. Горло воспалённое. Голова трещит. Держусь пока. Однажды мамина начальница позвонила мне и сказала, чтобы я ехала решать вопросы с врачами и что необходимо моё круглосуточное присутствие в больнице. Я замкнулась в себе и погрузилась в новые размышления. Каждую ночь мама стала мне сниться в белом медицинском халате. Вчера я купила билет в Новочеркасск на двадцать третье июня, предположив, что маме уже сделают операцию и что к этому моменту ей потребуется моя помощь. Сейчас к ней в палату посетителей не пускают. Коллеги привозят продукты и оставляют на посту медсестры. Какой от меня толк? Даже родители одноклассников Никиты оказались полезнее – собрали деньги на операцию.
5 июня, понедельник
Маме сделали компьютерную томографию брюшной полости с контрастом и подтвердили новообразование на головке поджелудочной размером в сорок миллиметров.
– Если опухоль больше двадцати миллиметров, то она уже неоперабельна, – сказала мама, радуясь, что её не будут резать.
Радоваться нечему, ведь удаление злокачественной опухоли – шанс на ремиссию. А что теперь делать? Маминой соседке по палате удалили образование диаметром в двадцать два миллиметра, а ещё желчный и часть поджелудочной. Что-то мне подсказывает, что это лучше, чем статус неоперабельности.
6 июня, вторник
Маргарита Анатольевна, мама Максима, предложила моей маме пожить у неё, чтобы начать правильное лечение в Москве, а потом продолжить, если потребуется, в Ростове. Я подумала, что это хорошая идея, потому что уже рассматривала вариант – привезти маму к себе. Маргарита Анатольевна живёт в Балашихе, а это гораздо ближе к метро, чем Королёв. Я стала мониторить профильные больницы и надеяться, что всё получится. Обрадовалась, когда обнаружила в Балашихе Московский областной онкологический диспансер («МООД»), куда направляют онкопациентов Подмосковья. Идеальное местонахождение.
Маме тем временем сделали эндоузи под наркозом и снова установили зонд для вывода двух литров жидкости из желудка. Я позвонила ей вечером, когда она проснулась. После слов мамы, что взять биоматериал не удалось и что надо делать анализ в другой больнице, я лишний раз убедилась, что нельзя больше оставлять её одну в Ростовской области. У меня куплен билет домой, но, боюсь, моё присутствие не поможет в разруливании вопросов с местными врачами.
7 июня, среда
Невыносимо хочу выговориться касательно происходящего, а некому, поэтому написала письмо пятнадцатилетней себе.
«Дорогая моя, ты постоянно ссоришься с мамой. Из-за нехватки денег. Из-за недопонимания. Из-за ревности к младшему брату, к мужчинам. Из-за детских обид, когда ты нуждалась в материнском тепле, а мамы не было рядом. Она работала в двух местах почти без выходных, чтобы обеспечивать тебя. С годами ты сама стала от неё отдаляться и всё меньше нуждаться в общении. Тебе так казалось. Сепарация прошла быстро, после которой образовалась пропасть из обид, взаимных упрёков и редких разговоров по телефону. Вы станете так далеки друг от друга, что спустя пятнадцать лет ты будешь жалеть об этом. Жалеть о каждом упущенном дне, ведь ни один уже не вернуть.
Ты справишься, Оля. Найдёшь замену матери в лице парней, подруг, коллег по работе и писательству. Ты будешь так думать, но мать тебе не заменит никто. Разве что отчасти щенок, которому ты иногда говоришь: «У тебя глазки, как у моей мамы». Ты переживёшь сепарацию от матери и в будущем наладишь с ней связь, но сложности снова возникнут. Стремительно. Без объяснений. Болезнь нестираемой линией разделит вашу жизнь на банальные до и после. Над вами нависнет слово «онкология». Ты позже прочитаешь, что оно означает изучение онкологических заболеваний, а не само заболевание, когда сменишь курсы по писательскому мастерству на конференции для онкопациентов и их родственников.
Ты примчишься к маме незапланированно через тысячу километров, чтобы увидеть её, похудевшую, под капельницей, в подгузнике, на пелёнке, с трубочками, торчащими из носа, как усы, ослабленную, но такую весёлую, какой ты навсегда её запомнишь. Она улыбнётся при виде тебя в реанимации от неожиданности. Повиснет неловкость. Вы справитесь. Обязательно справитесь.
Дни из прошлого не вернуть. Количество дней в будущем неизвестно. В этом и суть – не упустить возможность быть рядом даже на расстоянии.
Оля, ты любишь маму. Ещё не поздно сказать ей об этом. Всё лучшее впереди.
Мама, пожалуйста, живи».
8 июня, четверг
Пока врачи держат маму в неведении и ставят бессмысленные капельницы, неравнодушная семья перевела на её счёт сумму размером в московскую зарплату. Я удивляюсь, насколько отзывчивые родители у одноклассников брата. Мы ведь даже не просили о помощи…
Помимо состояния мамы я ещё интересуюсь, как себя чувствует её соседка с раком поджелудочной, которую недавно прооперировали. Температура постоянно повышена, из тела торчит шесть трубок, к одной из которых подключено внутривенное питание. Медицинский уход после операции в больнице почему-то не предусмотрен, поэтому дочь сидит с ней круглосуточно. Спрашиваю не из любопытства, а чтобы понимать, чего ожидать от онкологического отделения областной больницы.
12 июня, понедельник
Мамин ухажёр привёз маленький электрочайник, потому что ей надоели столовские напитки. Единственное отличие ростовской больницы от новочеркасской – индивидуальные розетки возле каждой кровати. Мама думала, что задержится здесь ещё недели на две, поэтому попросила купить чайник. Сказала, что всё равно пригодится, если она снова поедет на море или в горы. Я бы заменила «если» на «когда». Ещё мужчина привёз ей медитативную раскраску, которую я подарила на Новый год.
14 июня, среда
Вчера мама расстроилась, что Никита передал ей плохие карандаши для рисования, а сегодня её без предупреждения выписывают домой. За две недели ей так и не сделали биопсию, сославшись на то, что в больнице нет необходимого оборудования. В онкоцентр маму не перевели, рекомендовали обращаться к терапевту или онкологу по месту жительства и брать направление на биопсию. Какую помощь ей оказали в этой больнице, я так и не поняла.
Пока мама лежала в Ростове, я зря времени не теряла. Стала углубляться в популярную медицину. Книгу Талии Мирон-Шац «От этого зависит ваша жизнь. Как правильно общаться с врачами и принимать верные решения о здоровье» я выбрала по обложке, потому что в моём лексиконе появилось словосочетание «дренажный мешок». После походов к маме в больницу впервые увидела четыре таких мешка в действии. Поразило меня не их присутствие, а то, что они многоразового использования. Слили жидкость, поставили снова… Я не медик, не знаю нюансов, но решила начать разбираться. В вопросах жизни и смерти важно критически мыслить, а в этой книге как раз собраны методы, помогающие сделать правильный выбор относительно своего здоровья.
«В последние годы мы получили беспрецедентный контроль над собственным здоровьем. Пациент теперь не пассивный участник событий, он может сам делать выбор, как и чем лечиться и лечиться ли вообще. Однако это бывает очень трудно из-за множества психологических ловушек и искажений: в свободном доступе много информации, и мы часто не знаем, кому верить, или доверяем не тем источникам. В результате мы проходим ненужные процедуры, чрезмерно увлекаемся лекарствами или поддаемся на псевдонаучные методы лечения» 7 .
Эксперт в области принятия медицинских решений Талия Мирон-Шац исследует, чем руководствуются люди, когда делают выбор в разных сферах – от питания до лекарств, от беременности до решения лечь на операцию. Она рассказывает, как оптимизировать модель взаимодействия «врач – пациент» на примере американской системы здравоохранения. В России всё устроено иначе, но взаимоотношения между людьми везде более-менее одинаковые.
«В отношениях «врач – пациент» есть две стороны. Первая сторона – пациент уязвим, так как, возможно, испытывает боль и не знает, какой вердикт вынесет врач. Другая сторона «врач» – тоже уязвима: врачи страшно перегружены работой, часто чувствуют одиночество, боятся совершить ошибку и оказаться на скамье подсудимых. Какая странная закономерность: первая сторона может подать в суд на вторую, а вторая – разрезать на куски первую. Обе стороны хотят, чтобы к ним относились по-человечески».
Как мне кажется, в нашей стране тоже процветает патерналистская модель поведения. Она подразумевает доминирующую роль врачей в процессе принятия решений о проведении обследований, постановке диагноза и определении курса лечения. Пациенты чаще полностью полагаются на квалификацию своего врача, но не стоит забывать, что всегда есть альтернатива.
«Многие пациенты – возможно, даже большинство – выходят из кабинета врача в замешательстве. Система здравоохранения призвана помочь нам, но из-за высокой загруженности врачи не всегда могут предоставить необходимую информацию, а уж тем более убедиться, что мы понимаем ее и используем в процессе принятия решений».
Всё так. Часы, проведённые в ожидании вердикта врача, не всегда оправданы. За месяц маминого лечения я только и слышу обтекаемые прогнозы. План напрочь отсутствует. Я пытаюсь применять на практике методы, описанные в книге, но даже постановка диагноза надолго затягивается. В подвешенном состоянии сложно не то, что критически мыслить, а вообще мыслить. В такие моменты важно отключить эмоции, не делать поспешных выводов и, конечно же, принимать решения, какими сложными они бы ни казались.
В третьей главе «Что это вообще за врач?» я обнаружила опечатку в подзаголовке «Лечение начинается с ваших взаимоотношений с врЕчом». «Вреч» от слова «врёт»? Не хочу вешать ярлыки, лишь делюсь наблюдением. Хочу, чтобы пациентам больниц уделялось должное внимание и оперативнее назначалось соответствующее лечение.
15 июня, четверг
Мама вчера сразу после выписки пошла к хирургу (тоже с буквой «е» в корне) в поликлинику, которая находится на первом этаже её дома, чтобы продлить больничный и попросить направление на лечение в Московском научно-исследовательском онкологическом институте имени П. А. Герцена или в Московском областном онкодиспансере. Её хирург согласился на второй вариант. Сказал, что в федеральные центры они направления не выдают. И на том спасибо. Всё бы хорошо, но есть ещё один нюанс – мама получит заветную бумажку аж двадцать третьего июня. Я вспомнила, что у меня куплен билет на эту же дату в Новочеркасск, и сдала его.
– Помнишь, ты в мае сказала, что не приедешь ко мне летом? – спросила я у мамы и подумала, что зря это ляпнула. Лучше б она была здорова и ходила на работу. Повод для поездки ужаснейший.
– Помню, – посмеялась она. – Вот жди теперь.
Мама без раздумий согласилась на лечение в Москве. Мало того что ждать направление на биопсию в Ростове тоже пришлось бы девять дней, так ещё и в новочеркасский онкодиспансер фиг попадёшь. Мамина коллега дала контакты знакомого онколога, чтобы она связалась и сходила на приём, пока не уехала. Он сказал, что ничего нового не озвучит и что опухоль неоперабельна. Я психанула и купила маме билет в Москву. Не хочу больше иметь дело с местными незнайками.
– Ма, почему так долго ждать направление от хирурга? – спросила я, мысленно ругая «вреча» за то, что мы опять теряем время. – Можно как-то попросить побыстрее?
– Он сказал, что у них врачебная комиссия проходит один раз в неделю и что чудом выбил для меня это направление. Предлагал лечиться в Ростове, мол, зачем так далеко ехать…
– Даже если один раз в неделю эта комиссия, то ждать пришлось бы точно не девять дней!
– Значит, так надо. Всё идёт своим чередом.
Уж очень медленно идёт. Задалбливать маму своим недовольством бюрократической системой я не стала, лишь попросила заботиться о себе, соблюдать диету и побольше отдыхать, чтобы остались силы приехать в Москву. Я предлагала Никите сопроводить маму и пожить у меня пару дней, но у него начались выпускные экзамены. Хотела выкупить маме всё купе, чтобы она лежала в тишине, но она отказалась и решила поехать в плацкарте со словами: «Я же не инвалид. Не переживай, возьму с собой аптечку».
Теперь я звоню маме трижды в день, как раньше звонила бабушке, когда она ещё не потеряла память. Мы перестали регулярно с ней общаться весной 2022 года. Наверное, она больше никогда меня не узнает, как и не узнает, что её дочь тяжело больна.
17 июня, суббота
На протяжении семи лет, пока жила вдали от дома, я морально готовилась к смерти бабушки и Тишки, потому что все мы невечные, а их возраст уже стремится к обратному отсчёту. Сложно представить, что однажды это случится, но ещё сложнее, что смерть может раньше постучаться в мамину дверь. Эта мысль застала меня врасплох. Я не была к ней готова. Да и как можно подготовиться? Я думаю и думаю о смерти с середины мая нон-стоп, и это невыносимо. Смерть просачивается в мои сны, заставляя просыпаться в поту, проверять телефон и смотреть, когда мама последний раз была онлайн. Я иногда перестаю дышать, чтобы представить, каково это – умереть. Зачемзачемзачемзачем?
Уставилась в экран. И всё.
И всё. И васпщжлиролвкщжровзрладпибывбж…
Вдох.
Я могу дышать. Мама, тоже, пожалуйста, дыши.
Выдох.
Пусть поездка в Москву не станет твоим последним путешествием.
18 июня, воскресенье
Графический роман Батиста Болье и Доминика Мерму «Неотложка» я прочитала ночью за несколько часов и ещё столько же не могла остановить слёзы. Могу рыдать над фильмом или сериалом, но над нарисованной на бумаге историей – первый раз. Я всячески избегала медицинских тем, а после «Скоропостижки» Ольги Фатеевой, книги глазами судмедэксперта, уже ничего не страшно. Вот только до установления скоропостижной смерти люди сталкиваются с неотложной медицинской помощью.
«Неотложка» – рассказ о жизни отделения скорой помощи, дневник больничной жизни, который ведёт интерн по имени Батист. Каждый день он встречает сотни людей, и у каждого из них своя история. Из этих мини-рассказов (и смешных, и грустных) соткан целый мир, который тонкой нитью соединяет множество человеческих судеб.
На шестом этаже больницы, в отделении онкологии и паллиативного лечения, где работает молодой врач Батист, лежит тяжело больная пациентка. Он посвящает ей каждую свободную минуту и рассказывает истории из медицинской практики. Жить ей осталось несколько дней, но она ждёт сына, который застрял в другой стране из-за разбушевавшегося вулкана.
Я мало знаю о больницах, поэтому показалась интересной эта мысль:
«Архитекторы всё предусмотрели, выстраивая вертикаль проекта:
Первый этаж. Акушерство и «скорая». Здесь постоянно поддерживают огонь: идёт борьба за жизнь.
Второй этаж. Ортопедия и отделение реабилитации. Тело крепко, когда основание здорово.
Третий этаж. Гастроэнтерология и абдоминальная хирургия. Тело сыто, когда живот в порядке.
Четвёртый этаж. Кардиология и пульмонология. Сердце бьётся, лёгкие расширяются. Всё наполняется кислородом.
Пятый этаж. Неврология и гериатрия. Мысли появляются, потом куда-то исчезают. Рано или поздно здесь скопятся все воспоминания города.
Шестой этаж. Онкология и паллиативное лечение. Небеса сгущают краски. Борьба окончена.
Есть то, что находится на уровне земли, оно отчаянно сражается, борется. Есть то, что наверху, оно нуждается в облегчении и затихает там, где гаснут огни. Есть шум и ярость. Сжатые кулаки. Борьба. Есть отказ от всего. Мир и покой. Раскрытые объятья»8.
В красиво нарисованном графическом романе с колоритными персонажами много философских рассуждений, которые интересно перечитывать. «Как же хочется всё остановить в одночасье, чтобы время застыло и воцарилась тишина. Но, увы, об этом и думать не стоит. Белые халаты издают белый шум».
Семь дней из жизни Батиста показались вечностью, а ведь врачи бывают в стенах больницы чаще, чем дома. Явно не моя профессия. Слишком больно наблюдать за болью. Слишком больно осознавать, что в Ростове мама лежала в палате на седьмом этаже, ещё выше онкологии и паллиативного лечения по меркам «Неотложки».
19 июня, понедельник
Весь день судорожно изучала медицинские учреждения в Москве и области. Отправила заявку на консультацию в институт имени Герцена. Ещё никогда составление текста не давалось мне так сложно.
«Здравствуйте! Меня зовут Ольга Черных, я дочь и представительница интересов Елены Черных, о которой ниже пойдёт речь.
12 мая Елену оперировали в Новочеркасской БСМП (Ростовская область) с подозрением на рак поджелудочной железы. Материал для биопсии не взяли. В ходе операции выполнили формирование гастроэнтероанастомоза в связи с дуоденальной непроходимостью.
31 мая Елену госпитализировали в Ростовскую областную больницу (отделение абдоминальной онкологии и торакальной онкологии) для оперативного лечения, где она пробыла до 14 июня.
2 июня проведена спиральная компьютерная томография органов брюшной полости. Поджелудочная железа увеличена в области головки: головка – 36 мм, тело – 21 мм, хвост – 12 мм; контуры её неровные, диффузно неоднородной структуры; в области перешейка по медиальной поверхности определяется солидно-кистозное образование, содержимое и перегородки неравномерно накапливают контраст, неправильной формы с нечеткими контурами, с признаками распространения по ходу верхней брыжеечной артерии (практически от ее устья) и ее ветвей (тощекишечных и подвздошно-кишечных артерий на уровне мезогастрия), а также по ходу верхней брыжеечной вены, окутывая ее и сужая просвет до 1,7 мм на расстоянии 20 мм дистальнее впадения верхней брыжеечной вены в воротную вену (вероятно, за счет инвазии); аналогично сужена до 2,5 мм селезеночная вена в области впадения в воротную; левая почечная вена резко расширена до 11х15,5 мм. Общие размеры образования с учетом распространения по ходу сосудов примерно 26х60х95 мм. В области хвоста поджелудочной железы киста 5х3 мм. Заключение: КТ-признаки образования поджелудочной железы с распространением по ходу брыжеечных сосудов (муцинозно-кистозное новообразование? лимфома?). Диффузные изменения печени, кисты печени, единичные простые кисты почек.
Результат эндоскопической ультрасонографии от 6 июня: эхоэндоскоп свободно проведен в желудок, где скопилось до двух литров застойного содержимого с пищей. Из-за этого найти привратник и выход в луковицу двенадцатиперстной кишки не представилось возможным. В связи с этим головка и перешеек поджелудочной железы не осмотрены. Показатели биохимического и общего анализов крови в пределах нормы.
8 июня проведена фиброгастродуоденоскопия. Из особенностей: в пищеводе 10 острых эрозий диаметром 1-2 мм. Заключение: поверхностный гастрит, дуоденит9, эрозивный эзофагит10.
Биопсию, по словам лечащего врача, не сделали из-за отсутствия необходимого оборудования. Выписали и рекомендовали сделать чрескожную пункционную биопсию поджелудочной железы.
Заключительный диагноз из Ростовской больницы: образование поджелудочной железы, код МКБ: D37.7. Сопутствующее заболевание: хронический гастродуоденит.
Направление в МНИОИ им. П. А. Герцена не получили, но хотелось бы попасть на приём к вашим специалистам, а также пройти диагностику и курс лечения по ОМС. Скажите, пожалуйста, как это можно реализовать? У нас есть возможность прикрепиться к Московской поликлинике.
Высылаю файлы с выписными эпикризами.
С уважением, Ольга!»
20 июня, вторник
Мне перезвонили из Герцена11 и записали маму на платную консультацию к абдоминальному онкологу на четвёртое июля. Раньше чем через две недели, нет свободных окон. А как же срочность в вопросах лечения онкологических больных?
Я несколько раз перечитала мамин выписной эпикриз из Ростова и не смогла понять, почему врачи после скачивания жидкости из желудка не провели повторную эндоскопию? Почему не назначили лечение гастродуоденита? Прописали в рекомендациях только таблетки «Но-шпа», «Спазмолгон» и обезболивающие препараты, словно это поможет снять воспаление слизистой оболочки желудка и двенадцатиперстной кишки и убрать эрозии в пищеводе.
Термины, указанные в результатах компьютерной томографии, до сих пор изучаю. Впервые узнала о существовании брыжеечной вены. Надо было в школе повнимательнее слушать учителя биологии. Если слово «гастрит» мне знакомо, то «дуоденит» и «эрозивный эзофагит» пришлось гуглить. Насколько я понимаю, эрозии пищевода вызваны частой рвотой. Правда, после операции маму практически не тошнило, но жидкость тем не менее в желудке скапливается. В строке «Инфузионная терапия» врач указал уколы «Кетопрофена» дважды в день и капельницы с глюкозой и препаратами «Моноинсулин» (хотя у мамы нет сахарного диабета), «Фамотидин» (для снижения кислотности желудочного сока), «Цибор» (для профилактики тромбоза глубоких вен), «Метоклопрамид» (противорвотное) и «Гордокс» (для профилактики интраоперационной кровопотери).
Всё бы хорошо, вот только биоматериал для гистологического исследования по-прежнему не взяли. В рекомендациях по ошибке фигурирует биопсия печени. Мама это заметила и сказала врачу, на что он ответил, что специалисты и так поймут. Она толком не изучала эпикриз, прочитала лишь концовку. Говорит, что пища стала проходить, аппетит вернулся, и это главное. Я буду её расшифровщиком с медицинского на русский, вот только бы самой разобраться…
23 июня, пятница
С момента моего появления в соцсетях я скрывалась за псевдонимом Олька Злая, потому что терпеть не могла свою фамилию. Около пятнадцати лет я сознательно вешала на себя ярлыки и лишь недавно поняла, что пишу книгу жизни о другом человеке, не о себе. Полтора года назад я переименовала блог в «ВК» и телеграм-канал. В мёртвом названии Creativity by Stupid Doll нет ничего обо мне как о личности, а в названии «Рисующая писательница Оля Черных» – есть.
В апреле, когда старушка на улице назвала моего щенка Оливера злым, я поняла, что тоже ведь злая! А почему? Многие читатели часто задают мне этот вопрос, на который я уже и сама не знаю ответа, хотя книги публикую как Ольга Черных. Вскоре я перестала подписывать рисунки как Олька Злая, а сегодня сменила фамилию на странице в «ВК». Новый псевдоним не придумала, значит, пока мне комфортно. Не хочу быть злой, доброй, грустной, радостной и бла-бла-бла. Хочу быть разной. Хочу быть собой.
Толчком к переменам послужила мамина болезнь. Я увлекаюсь психологией и кое-что знаю о сепарации. Мне всегда казалось, что моё отделение от родителей прошло незаметно. Сейчас же думаю, что пряталась от родовой системы, чтобы не испытывать чувства вины за переезд в другой город и восемь лет жизни вдали от семьи. Когда мама попала в реанимацию, я стала понимать, что система возвращает меня для переписывания сценария. Смешались психоанализ, магическое мышление и транзактный анализ. Если я посвящу время маме и перестану быть Злой, она поправится.
Когда я услышала от врача фразу: «Новообразование, скорее всего, злокачественное», у меня появилось отвращение к своей выдуманной фамилии. Недавно прочитала историю про то, как женщине после сорока было сложно выносить ребёнка. Врачи говорили, что плод отваливается, и она решила пришить его к себе. Начала вышивать картинку крестиком, думая о том, какой прекрасной будет встреча с малышом. Женщина рассказала об этом в блоге, когда её сыну исполнилось два месяца. Я так вдохновилась, что стала искать способ помочь маме на магическом уровне. Если опухоль злокачественная, а я Злая, надо уже избавиться от ярлыка.
Сделано!
Теперь надо уменьшить новообразование.
Как?
24 июня, суббота
Ночью наёмники ЧВК «Вагнер» захватили город Ростов-на-Дону, потребовали выдать министра обороны и заявили, что собираются идти на столицу. Сегодня я планировала приехать поездом из Москвы в Новочеркасск, но неделей ранее сдала билет. Мама едет из Новочеркасска в Москву. В каком городе безопаснее, остаётся только гадать. Пусть эти политические игры прекратятся, пожалуйста.
Я до утра читала новости и сходила с ума. Подъезды к Ростову частично перекрыты. Хорошо, что мамин поезд направляется в другую сторону. Что с миром не так? Я еле уснула в пять и проснулась в половину девятого, когда мама расположилась в плацкарте. Первым делом я позвонила ей и написала бывшей одногруппнице и нынешней подруге Наташе, которая живёт и работает в центре Ростова. У мамы в трубке слышно, как люди смотрят видеообращение организатора захвата. Опять мороз по коже и волосы дыбом. Ростовским больницам будет явно не до онкопациентов.
– Как хорошо, что ты едешь к нам! – сказала я, молясь, чтобы за двадцать часов пути не атаковали столицу.
– А Никита остался… – разволновалась мама.
– Мы что-нибудь придумаем.
Я выросла в Новочеркасске, училась в Ростове. С обоими городами у меня сложились особые отношения с редкими встречами за последние восемь лет. Зато каждый раз, возвращаясь домой, я знаю, что меня там ждут прекрасные люди. Весь день читаю новости и не могу думать ни о чём, кроме трассы М-4, по которой я ездила в течение пяти лет из Новочека в универ, и кроме Ростова с его классной набережной, уютными улочками и просторными парками. Больно видеть танки в центре города. Больно видеть бегущих от кошмара людей. Больно видеть испорченное здание цирка, мимо которого я часто проходила. Больно видеть на фотографиях места, по которым мы с Наташей в прошлом году гуляли. Мы понимали, что это только начало и что надвигается ураган, но верили, что он когда-нибудь утихомирится. И сейчас верим. Она успокаивает меня, что всё будет в порядке, что мы ещё обязательно встретимся.
Днём, чтобы унять тревогу, мы пошли на пикник праздновать день рождения Максима, который был в среду, но мыслями я находилась с мамой и подругой, которым сейчас не до шашлыка и запечённой картошки с грибами возле озера.
25 июня, воскресенье
Мы с Максимом проснулись в четыре утра, взяли собранные сумки с вещами, пристегнули поводок к сонному Оливеру и поехали на Павелецкий вокзал встречать маму. Максим остался ждать нас на улице, а мы с щенком пошли в здание вокзала искать маму посреди оголтелой толпы. Она вышла из вагона, хрупкая и улыбающаяся. За месяц, который я её не видела, она заметно похудела. Мама ниже меня, но мы всегда были примерно одинаковой комплекции. Она не весила больше шестидесяти пяти килограммов, но и пятьдесят она весила разве что в молодости. Болезнь пожирает не только силы, но и калории. Мама с хвостиком на голове, в футболке и спортивных штанах скорее напоминает подростка, чем заместителя начальника отдела. Я принимаю её в любом виде, но принимает ли она себя? Нам о многом предстоит поговорить.
Оливер поприветствовал свою человеческую бабушку вилянием хвоста и стойкой на двух лапах. Я взяла чемодан в руку с поводком и маму под локоть, и мы не спеша зашагали по перрону.
– Ты назвала собаку в честь того котёнка из мультика, который часто смотрела на видике? – спросила она, и я заулыбалась.
В детстве и юности я считала себя кошатницей. Мама с бабушкой мою любовь не разделяли, но несколько животных у меня всё же было. Рыжую кошечку Василису через несколько месяцев почему-то отдали родственникам; чёрная Джессика, по словам бабушки, сбежала; белый Чарли умер от какой-то болезни, которую мне не озвучили. С каждым уходом питомца моя боль усиливалась. Семья не справлялась с моими слезами, и после смерти кота мне разрешили завести максимум волнистого попугайчика. Спустя годы желание купить котёнка подугасло, но любимые котоперсонажи остались. Я росла на мультиках «Диснея». Котом моего детства был не Леопольд, а рыжий дворняжка, главный герой мультика «Оливер и компания» – котёнок, который выжил на улицах Нью-Йорка благодаря друзьям. Добрая история навсегда в моём плюшевом сердечке. Её отголоски навеяли имя для будущего щенка.
В шесть утра мы уже ехали в такси к маме Максима в Балашиху, где будем жить неопределённое количество месяцев. Мы решили, что по будням я ночую с мамой, а по выходным еду с собакой в Королёв, где живёт Максим и присматривает за Тишкой. Брать её сюда я пока отказалась из-за кота Маргариты Анатольевны, который может поранить птичку.
Днём, пока все спали после приветственного завтрака, я тихонько раскладывала свою летнюю одежду по шкафам, а также косметику, книги и вещички Оливера, которые занимали отдельную сумку. Нам с мамой и щенком выделили комнату Максима. За два года нашего знакомства я была здесь всего раза четыре, поэтому не чувствовала себя как дома, но ради маминого выздоровления готова терпеть выход из привычной среды обитания, сколько потребуется. Меня и в гости-то сложно затащить, что уж говорить о проживании на чужой территории…
Ближе к вечеру мы вышли все вместе погулять по району. Зашли в магазин за продуктами и сели на скамейке возле крошечного пруда. Мама и Маргарита Анатольевна болтали о работе. По совпадению они трудятся в системе Росреестра. Максим смотрел, как Оливер наблюдает за утками, а я фотографировала происходящее, чтобы запомнить первый день нашего приключения.
26 июня, понедельник
Подъём в шесть утра. Максим остался работать на удалёнке, хоть и Мэр Москвы устроил жителям выходной из-за военного мятежа в Ростове-на-Дону. Маргарита Анатольевна отпросилась, и мы с ней, мамой и её дорожной сумкой к восьми часам поехали в балашихинский онкодиспансер.
На облагороженной территории размещено несколько корпусов, стоит памятник учёному, вокруг много цветов, на фоне которых выделяются высокие красные розы. Из общей картины выбивается ещё и церквушка, к которой подходят люди, чтобы помолиться и отвлечься от мыслей о болезни. Чаще это женщины в пёстрых платках, под которыми они прячут полысевшую голову. Я представила маму на их месте и вздрогнула.
Мы зашли в приёмное отделение и обратились в регистратуру с направлением из новочеркасской поликлиники. Нам сказали идти в кабинет к девушке, которая заведёт маме медкарту. Девушка, изучив направление, сказала, что мы не записаны на приём, и направила к заведующему, чтобы он назначил нам врача, заранее предупредив, что тот сейчас на конференции, и добавила, что не знает, когда он вернётся. В очереди к заведующему мы оказались вторые и прождали часа полтора, чтобы он черканул на мамином направлении номер нужного нам кабинета. Пока мама с Маргаритой Анатольевной хихикали, я изучала других пациентов и бумажные буклеты для онкобольных, выписывая в заметки названия сайтов и фондов помощи.
Мы вернулись к девушке для оформления медкарты, а потом сели возле второго кабинета, на двери которого вывешен список с фамилиями людей, записанных сегодня на приём. Всё забито с восьми утра до половины третьего дня. Каждому пациенту на общение с врачом выделено по двадцать восемь минут. Заведующий сказал нам ждать, пока не появится окошко. Мы просидели с половины одиннадцатого почти до часа. Я была готова ждать хоть до конца рабочего дня, потому что уйти ни с чем мы не могли. Моя мама, как Бран Старк из «Игры престолов», не для того проделала этот путь и ждала направления девять дней.
График приёма сдвинулся, медсестра вызывала всех из списка, иногда пропихивая кого-то стороннего, как нас. Чтобы скоротать время ожидания, я читала отзывы (в основном положительные) о работе онколога, который будет нас консультировать. Настроила маму, что он хороший парень, всем помогает и обязательно её вылечит.
Поскольку у меня мало опыта общения с врачами, мы решили, что с мамой в кабинет пойдёт Маргарита Анатольевна, а я подожду их в коридоре. Дала Маргарите Анатольевне свой айфон, чтобы она записала беседу, а я потом могла послушать. Медсестра вызвала маму в 12:43. Я считала минуты на фитнес-браслете и крутила в голове «двенадцать сорок три». Мама родилась в декабре – это двенадцатый месяц. Восемь лет назад ей было сорок три года, а мне – двадцать два. Два плюс два равняется четырём… А это о чём?
Полчаса я так и просидела без телефона, в ожидании вердикта и глядя на людей, изнурённых бесконечной сдачей анализов и прохождением курсов химиотерапии. Все худые с похожими лицами. У большинства сухая или облезшая кожа на руках, острые скулы, тёмные круги под глазами и блестящие парики. Пока я сидела в онкологическом эпицентре, у меня с нарастающей силой разболелся живот. Я заметила напротив мужчину с выведенной кишкой, как у дяди Юры, бабушкиного друга. Узнала колостому по выделяющемуся под рубашкой бугру внизу живота. Недавно я читала про эту операцию, когда, цитирую, «наглухо зашивают анус» и выводят петлю толстой, тонкой, тощей или подвздошной кишки наружу. Такие операции обычно проводят при колоректальном раке, осложнениях кишечной непроходимости (что меня особенно настораживает) и других заболеваниях.
– Ваше имя? – спросил у мамы врач за дверью.
– Черных Елена Михайловна.
– А вы по записи?
– Мы из Ростова, – ответила Маргарита Анатольевна, наверное, имея в виду, что мы не от местного врача сюда попали.
– Да хоть из Колымы. Как вы оказались в кабинете?
– Через заведующего, – ответила мама. Я бы вспылила и сказала, что через дверь, блин!
– С чем пришли? – спросил врач.
– У меня была операция…
– А кто вас сюда направил? – перебил он.
– Ростовские врачи не смогли сделать биопсию поджелудочной, сказали, что нет нужного оборудования, – помогла Маргарита Анатольевна.
– В городе-миллионнике нет аппаратуры?
– КТ показала, что опухоль неоперабельная, – мама стала говорить всё, что знает о своей болезни. Я бы тоже растерялась.
– Они вас постоянно сюда будут присылать? На каждую манипуляцию мы требуем направление по пятьдесят седьмой форме12, – сказал врач. – Я не шучу. Не то, что я вредный. Мне вообще всё равно, хоть все бесплатно лечитесь. У меня зарплата одинаковая. Сейчас мужчина вышел с платной консультации, но это на мой доход никак не влияет. Такой порядок.
– Вы нас тоже поймите, нам некуда больше стучаться, – сказала Маргарита Анатольевна.
Если бы я пошла с ними, давно бы уже нагрубила. Наверное, поэтому они меня и не взяли.
– Сейчас решим. Давайте ваши документы.
Мама вручила ему выписки из обеих больниц, где лежала. Сказала, что у неё изначально была непроходимость кишечника, потому что новообразование давило на желудок, и ей в Новочеркасске сделали операцию по наложению обходного анастомоза.
– А почему в рекомендациях написано «провести биопсию печени»? – спросил врач.
– Ошиблись, исправлять уже не стали, сказали, что все и так поймут, – ответила мама.
– Опухоль нерезектабельна, оперировать вас нельзя, – после недолгой паузы сказал врач то, что мы слышали уже десяток раз. – Даже после получения результата биопсии вам только химиотерапию назначат.
– Независимо от того, злая она или добрая? – спросила мама. Врач угукнул.
Я столько всего читала о раке поджелудочной и знаю, что доброкачественные опухоли встречаются крайне редко, а неоперабельной она считается на терминальных стадиях развития. Мама вспомнила про лечение ультразвуковой HIFU-терапией в институте Герцена, но по ошибке назвала её лазерной.
– Тогда почему вы здесь, а не там? – спросил врач. Было бы всё так просто.
– Там принимают со всеми анализами и результатами биопсии, – ответила мама.
– Есть лучевая терапия, но ваша опухоль таким методом не убирается. Только химиотерапия. Повезёт, если это лимфома, – сказал врач. Наименьшее зло из возможных. Повезёт так повезёт! – Жалобы есть?
– Рвота из-за непроходимости периодически, – ответила мама. Мне она говорила, что всё нормально…
– А рвота чем?
– Едой. Ещё слабость из-за этого. Давление падает.
– Когда заболели?
– В марте. Сделала УЗИ и ФГДС в платной клинике, сказали, что я здорова, а в мае попала в БСМП. Пролежала в реанимации несколько дней, потом операцию сделали.
Врач стал что-то громко печатать. В разговор включилась Маргарита Анатольевна:
– Доктор, вы нас напугали направлением… У меня есть возможность прописать её в Балашихе.
– Химиотерапию можно проходить по месту жительства, – сказал врач. – И никого я не пугал. У вас направление на консультацию. Я вас проконсультирую, напишу в заключении, что нужно делать биопсию. Для биопсии надо госпитализироваться. Для этого снова потребуется направление.
– У меня из Новочеркасска тоже было направление на консультацию, но меня положили в Ростове, – не растерялась мама.
– У вас экстренная ситуация была, – сказал врач.
– А сейчас не экстренная? По состоянию здоровья можете госпитализировать? – спросила Маргарита Анатольевна.
– Когда умирать начнёте, мы тоже положим.
– Вчера ей плохо было, «скорую» хотели вызывать.
– «Скорая» вас определит куда-то.
– Ключевое слово «куда-то».
– Есть два варианта, – сказал врач. – Первый – направление из вашего города. Второй – из Московской области. Если есть возможность здесь её прописать, даже временно, то прописывайте к себе. Это за один день делается. Областной медполис можно получить за полчаса. Когда всё сделаете, идёте к терапевту или онкологу по месту жительства и по моей рекомендации, которую я вам выпишу, просите направление на госпитализацию к нам.
– Вы не знаете наши поликлиники. Там всё очень сложно, – парировала Маргарита Анатольевна.
– Вы же у меня как-то на приёме сидите, извините за грубость, – возразил врач. Словесный пинг-понг. – Хотя вас у меня в расписании нет, я вас принимать не обязан. Вы же как-то сюда попали. Пришли к заведующему, поговорили, он решил не усложнять ситуацию и направил ко мне. Я должен был сказать, что запишу вас на следующую неделю, но ругаться с ним не хочу, потому что оно того не стоит. Точно так же вы придёте в поликлинику и попрóсите.
– У нас нет диагноза, с которым можно обратиться к терапевту, – напомнила Маргарита Анатольевна.
– Официально нет, – поправил врач.
– Мы можем его здесь получить? – спросила она.
– Да, но сначала надо взять биопсию, а для этого надо лечь в стационар по направлению из Новочеркасска или из Балашихи. Или платно.
– Дорого?
– Диагностика у нас тысяч сто точно выйдет.
– У нас таких денег нет, – сказала Маргарита Анатольевна.
– Моя задача сказать, как правильно поступить. Можете вообще не делать биопсию. Ваше законное право. Для меня странно, что в Ростове не сделали. У вас там целый онкологический центр, а вы зачем-то лежали в областной больнице. Почему вас не захотели перенаправить, я не понимаю.
– Они пытались сделать эндоскопию, но не получилось из-за жидкости в желудке, – сказала мама.
– Не знаю, что они там пытались, но в Ростове это точно можно сделать. Нет сложности получить субстрат для биопсии, он хорошо виден на УЗИ, поэтому я вас сейчас туда и пошлю. – ответил врач под жужжание принтера. – Можно что угодно сделать, но надо, чтобы это было безопасно. У вас подозревается рак поджелудочной железы. Скорее это он, чем нет. Если очень повезёт, окажется лимфома.
– Это только биопсия покажет? – спросила Маргарита Анатольевна. Врач кивнул, судя по молчанию.
– Вы не переживайте, что потеряете неделю. Всё равно для госпитализации нужно дообследоваться. Некоторые анализы у вас ещё свежие. Те, что в Ростове сдавали, – сказал врач. Хоть что-то позитивное.
– Через сколько дней будут готовы результаты биопсии? – спросила мама.
– Пять, – ответил он. – Дней семь точно придётся полежать.
Врач выдал памятку с необходимыми анализами, которые нужно сдать в течение недели, и своё заключение на отдельном листе. Сказал, что сейчас нужно сделать УЗИ в их диспансере, а к нему на приём явиться со всеми результатами в следующий понедельник.
– Вы врачу дайте своё заключение КТ из Ростова, он посмотрит, перед тем как делать УЗИ. Оно уже покажет, можно сделать пункционную биопсию или нельзя.
– А если нельзя? – спросила Маргарита Анатольевна.
– Тогда другим методом будем делать. Жду вас в понедельник со всеми анализами, заключением и направлением.
– И с вещами на всякий случай, – добавила медсестра.
– Мы и сегодня с вещами, – ответила Маргарита Анатольевна, вероятно, в надежде, что врач сжалится и госпитализирует.
– Я, конечно, рад, что вы пришли, но мне нужно направление, неважно откуда, – не сжалился он. – Если у вас в городе адекватные люди, пусть вам выпишут новое, мы примем даже в отсканированном виде. Вам нужно точно такое же направление, только с подчёркнутым словом «госпитализация» вместо «консультация», тогда не понадобится ни прописка, ни новый полис. Мне не жалко сегодня вас положить – договоритесь с начальником, но я не думаю, что получится. Есть порядок. Нам диагностику вашу никто не оплатит, а больница не хочет работать бесплатно. Вы только поругаетесь. Думаю, что в вашей поликлинике в Ростовской области без проблем дадут направление на госпитализацию. Они имеют право упереться, потому что вы сейчас в другом городе находитесь, но можно попросить кого-то из родственников сходить.
Когда Маргарита Анатольевна ещё раз проговорила порядок действий, врач всё подтвердил и попрощался. Я встретила своих женщин фразой «Что-то вы долго» и по их лицам поняла, что приключения продолжаются.
В соседнем здании маме сделали УЗИ. По результатам осмотра поджелудочной железы очаговые образования достоверно не выявлены. Узист вышел с мамой из кабинета, пожал плечами и сказал, что головка поджелудочной увеличена, но аппарат не видит опухоль. С этого момента всё стало путаться. Мама обрадовалась и предположила, что образования и вовсе нет. Хотелось бы верить…
Мы вышли на улицу и минут двадцать стояли на остановке, думая, в какую сторону ехать – домой или в центр города. Мама позвонила хирургу из новочеркасской поликлиники, и он отказал ей в направлении на госпитализацию со словами, что они такое не выдают – нет полномочий. Я разозлилась, но мои уговоры не заставили маму позвонить снова и выяснить реальную причину, ведь по закону пациент имеет право выбирать, где проходить лечение. Мы пошли по пути с препятствиями и поехали в МФЦ узнать про оформление временной регистрации. Сотрудница сообщила, что процедура длится до десяти дней и что на это время у мамы заберут паспорт. Нас это не устроило, а ускорить процесс нельзя. План рушился на глазах. Я винила себя за то, что зря притащила сюда маму и что в Ростове ей было бы лучше.
Мы зашли в страховую компанию, расположенную через дорогу, чтобы узнать о смене полиса. Нам повезло, и маме заменили его без наличия временной регистрации. Мы, радостные и голодные, поехали домой в Балашиху, а Максим после окончания рабочего дня – к Тишке в Королёв.
Мы быстро поели, и я села за ноутбук, чтобы найти выход из ситуации. Оказалось, что можно обойтись без МФЦ. Я оформила маме временную регистрацию через её личный кабинет на сайте Госуслуг, а Маргарита Анатольевна подтвердила право собственности на квартиру. Электронное свидетельство должно прийти в течение пяти рабочих дней, и нам никуда не придётся ехать, а главное, сдавать паспорт, который маме точно пригодится. Стоило мне отдышаться и перекусить, как я решила несколько наших проблем. Ещё узнала, что можно дистанционно прикрепиться к поликлинике в Балашихе. Создала маме личный кабинет на портале московских электронных услуг и подала заявление. Теперь остаётся только ждать. Надо пройти бюрократические круги ада, чтобы получить диагноз, не говоря уже о лечении.
Вечером мы вышли все вместе гулять с собакой и случайно заглянули в платную клинику в торговом центре и чуть не купили направление на госпитализацию в «МООД» за пять тысяч рублей. Вовремя я погуглила, что онкоцентры не принимают направления от врачей из частных клиник, к тому же здесь и онколога не было. Девушка за стойкой администратора пыталась нас убедить, что у них всё легально, и предлагала дать направление хоть в Логинова, хоть в Герцена, хоть в три места сразу (по пять тысяч каждое, разумеется). Пока мы с Маргаритой Анатольевной расспрашивали девушку, мама сидела на диване, схватившись за живот и опустив голову на грудь, а Оливер разлёгся у меня в ногах, игнорируя просьбы мальчика, ожидавшего очередь с родителями, его погладить.
В новый дом я вернулась с лёгким привкусом обмана. Почитала ещё несколько статей, чтобы убедиться в правильности нашего решения. Нам нужен онколог в поликлинике, к которой мама ещё не прикрепилась. Заявление я подала, но придётся подождать.
27 июня, вторник
Я весь день читаю про местные поликлиники и выбираю, куда удобнее ездить, про онкологию в целом и про мамино заболевание. Впервые узнала, что самая часто встречающаяся опухоль поджелудочной железы называется аденокарциномой. О том, что это одно из самых смертельных заболеваний среди сóлидных опухолей, я уже в курсе. Образование сложно обнаружить из-за расположения поджелудочной и отсутствия симптомов у пациентов на ранних стадиях рака, в результате чего лечение часто начинают на терминальных, когда злокачественные клетки уже распространились по организму.
Я сидела на кухне, а мама лежала в спальне, собирала пазлы на телефоне и около семи часов вечера попросила померить ей давление. Восемьдесят на шестьдесят. Пониженное! Её резко затошнило, и она побежала в туалет. Благо не закрыла дверь, и я успела посадить маму на унитаз, после того как её вырвало. Она попыталась встать, но я попросила посидеть немного, потому что её лицо сильно побледнело. Прошло минут десять, прежде чем я отвела маму в комнату. В семь часов с работы пришла Маргарита Анатольевна и позвонила Марине, чтобы она вызвала «скорую». Я потеряла дар речи, а Маргарита Анатольевна не знала, как правильно обрисовать случившееся. Когда пришёл Максим, я уже собирала сумку в больницу. Мама не потеряла сознание, но фельдшеру было достаточно информации, что у неё состояние после операции и рвота.
Максим ушёл с Оливером в соседнюю комнату, чтобы щенок не лаял на персонал. Расстояние не мешало ему жалобно скулить, пока маме делали ЭКГ и мерили температуру с давлением. У меня тряслись руки, когда я складывала вещи в дорожную сумку. Первый раз отправляю человека по «скорой». Теперь понимаю, с чем столкнулся мой брат, когда один посреди ночи наблюдал, как мама падает в обморок несколько раз подряд. Не понимаю только, почему он не поехал с ней и сразу не сообщил мне о случившемся.
Не успела я испугаться, как маму посадили на каталку, а Маргарита Анатольевна подхватила собранную сумку и обулась. Я последовала её примеру, взяла с собой воду и зарядку для телефона, а Максима попросила остаться с Оливером. Мы все поместились в машину скорой помощи и поехали в реутовскую больницу. Мама лежала на носилках, а мы сидели по левую руку от неё, обнимая её сумку и свои рюкзаки. То чувство, когда вечер не добрый, а ведь, казалось бы, ничего не предвещало.
В приёмном отделении нас пытались развернуть домой, но мы выстояли. Маргарита Анатольевна называла данные для заполнения медкарты, а я пошла с мамой на рентген. Мужчина, который отвёз маму на лежачей каталке в кабинет, попросил меня раздеть её по пояс. Она с трудом приподнялась на локтях. Ослабла после рвоты едой, которая два дня не переваривалась. Пока ей делали снимок, я стояла за дверью рентген-кабинета и слышала, как врач назвал маму раковой больной.
– Мы можем ей только глюкозу прокапать и дать «Но-шпу», – обратился он ко мне. – Вы знаете, что даже при панкреатите жёсткая рвота? Чего вы хотели? У неё уже раковая интоксикация и желудок в метастазах.
У него «раковая» – любимое слово? Я не помню, что ответила, но помню его мерзкое улыбающееся лицо, в которое хотелось плюнуть. Когда маму выкатили в коридор, бестактный врач задал ей вопрос:
– Вы основной диагноз знаете?
– Биопсия нужна, – тихо ответила она.
– Да? Ну ладно.
Мудак!
Когда в приёмном отделении закончили заполнять медкарту, за нами пришла медсестра и сказала, что сейчас поедем на второй этаж в хирургию. Опять резать, что ли?
Санитарка включила свет в трёхместной палате, разбудив бабулек, и помогла маме перебраться с каталки на кушетку. Медсестра сказала, что мы можем быть спокойны, потому что скоро придёт дежурный врач и назначит капельницы на ночь. Я дала маме её телефон с зарядкой и разложила на полке необходимые вещи: кружка, детское питание, сок, вода в бутылке, туалетная бумага, влажные салфетки и, конечно же, расчёска, без которой мама жить не может.
– На что вы надеетесь? – спросил дежурный врач неприятной наружности, когда мы с Маргаритой Анатольевной попрощались с мамой и вышли из палаты. Он стоял в коридоре.
– На лечение, – ответила я,
– Есть люди, которым уже нельзя помочь.
– Может, просто здесь работают люди, которые не могут помочь? – спросила я. Молчит. Выжидает. – Дайте нам направление в онкодиспансер, и мы уйдём.
– Не могу.
– Почему? – спросила я и подумала: «А что он вообще может?»
– Мы в России живём, – махнул рукой врач и пошёл по коридору дальше разбивать сердца родственников своих пациентов.
Вопросов возникло ещё больше и теперь не только к докторам. Хочется жаловаться во все инстанции и орать от беспомощности, но выздоровлению мамы это не поможет. В нашей стране метод пряника и правда плохо работает, а методу кнута я ещё не обучилась.
28 июня, среда
Маргарита Анатольевна снова отпросилась с работы, чтобы поехать со мной к заведующему хирургическим отделением, потому что после пережитого вчера вряд ли я сама смогла бы вымолвить что-то связное. Мы трижды заходили к нему в кабинет и разговаривали, и каждый раз после беседы шли на улицу, чтобы обдумать дальнейшее действие.
– Зачем вы приехали в больницу умирать? – спросил он, когда мы впервые к нему заявились.
– А что нам делать? – спросила Маргарита Анатольевна.
– Дома надо умирать.
Врач показался мне адекватным и достаточно дружелюбным человеком, но его циничный подход убил моё доверие. Одна фраза из нашей беседы особенно запомнилась. Он сказал, что мама находится в тяжёлом состоянии и что в любой момент может умереть. В смысле? Ещё несколько дней назад она готовила обед на кухне и ходила со мной по магазинам. В смысле, в любой момент?
Мы попросили у него обследование для мамы и по возможности направление на госпитализацию в «МООД», потому что потеряли отведённую неделю. За это время пришло свидетельство о временной регистрации в Московской области и уведомление о прикреплении мамы к одной из балашихинских поликлиник. Мы решили все бюрократические вопросы, кроме одного.
– Вы можете записать маму через ЕМИАС на госпитализацию в следующий понедельник, чтобы нам не пришлось идти в поликлинику за направлением? – спросила я у заведующего, предварительно позвонив на горячую линию Минздрава для консультации.
Врач при нас открыл программу на рабочем компе. Пока он искал мамину медкарту, я рассмотрела у него на шее широкую золотую цепочку с обручальным кольцом поверх белого халата и подумала, что, наверное, неудобно каждый раз освобождать безымянный палец во время операции.
– Не получается записать её, все даты заняты, но я могу выдать вам направление на больничном бланке, – сказал заведующий после неудачной попытки нам помочь, лишь бы уже отвалили. Брать измором – наше всё.
– Вы потрясающий! – сказала я, когда мы выходили из кабинета, получив заветную бумажку. Все документы в сборе.
Мама обрадовалась, что ей недолго придётся побыть в этой больнице, но испугалась возможной операции на кишечник, после того как её стали досконально обследовать и поставили зонд в желудок для вывода жидкости. Задача её лечащего врача – исключить механическую непроходимость кишечника и выписать раковую больную домой. Наша задача – госпитализироваться в «МООД» для проведения биопсии и верификации диагноза.
29 июня, четверг
Рентгенограмма и гастроскопия показали, что у мамы есть проходимость в кишечнике. Предварительно её поили барием (процедура называется пробой Шварца), чтобы увидеть его путь на рентгене. Он прошёл до толстой кишки. УЗИ брюшной полости снова не показало область опухоли. Очень всё интересно. Человек документально здоров, но, по словам врача, стремительно умирает.
На фоне происходящего часто вижу ночные кошмары. Сегодня меня готовили к операции, а вчера выпали волосы на голове.
30 июня, пятница
Маму не стали долго в больнице держать, и днём я приехала за ней. Пока медсестра оформляла больничный, я изучала выписной эпикриз. Анализы крови, как всегда, в пределах нормы.
– Мам, когда тебе успели в попе поковыряться? – спросила я с улыбочкой, зная, что она не обидится. – Они пишут в заключении: «Тонус сфинктера сохранён, ампула прямой кишки пустая…»
– Тю, совсем уже! Ничего они не делали. Это мне в Новочеркасске перед операцией что-то прощупывали, но я в коматозе была, не особо помню.
– Так, показаний к экстренному оперативному вмешательству не было, а ты боялась! Дальше… На фоне проведённого лечения кишечная непроходимость разрешилась! За четыре дня, представляешь?
Мама эпикриз не читала, а я не стала её пугать новым диагнозом – острая спаечная тонкокишечная непроходимость. Хватит ей на сегодня впечатлений, тем более нам предстояла тяжёлая поездка домой. Я вызвала такси, и мы ждали машину минут пятнадцать из-за пасмурной погоды. Дорогу возле хирургического корпуса залило дождём. Мы стояли на улице с промокшими ногами. Мама сгибалась от спазм в животе, а я – под весом её дорожной сумки. Водитель еле нашёл нас на территории больницы, но пешком до шлагбаума мы бы не дошли. Позже в приложении я увидела, что у него фамилия Черных. Во всём ищу знаки. Доехали мы без пробок и кочек, но с шутками за триста и с верой, что белые стены надолго позади.
После приезда мы зашли в аптеку и купили лекарства из списка рекомендаций врача. Я подписала все коробочки, чтобы мама знала, когда пить таблетки и зачем. В её аптечке теперь несколько регулярных препаратов – противорвотные, ферменты для поджелудочной, таблетки для работы желудка и кишечника. Помимо лекарств врач сказал выпивать минимум два литра воды в сутки и употреблять пищу, богатую клетчаткой.