А тем временем мы готовились в четырехмесячную экспедицию в Австралию на Большой барьерный риф, которая должны была проходить в рамках международной программы «Человек и биосфера».
Немногим более десяти лет до этого два молодых геолога, изучавшие ископаемые кораллы, Борис Преображенский и Юрий Латыпов, сидя на одной из вершин отрогов Верхоянского хребта, мечтали попасть на Большой барьерный риф, о котором имели смутное представление лишь из литературных источников.
И вот теперь, выработав программу рейса, пройдя все комиссии и перипетии на Родине, после нескольких согласований с Москвой и Канберрой и окончания полугодового ремонта «Каллисто», мы наконец-то вышли в рейс и стоим на верхней палубе с Борисом, обнявшись и вспоминая о нашей давней мечте в далеких колымских горах, чтобы попасть на рифы.
Наше научное судно «Каллисто», переделанное из рыболовецкого среднего морозильного траулера, двигалось в сторону Австралии, редко превышая скорость пятнадцать километров в час, именно из-за его неспособности догнать косяки рыб его и списали из рыбацкой отрасли. Мы должны были зайти в Сингапур для пополнения запасов горючего, воды и продуктов. Во время заграничных рейсов мы получали валюту той страны, где работали. Гуляя по Сингапуру, я увидел магазин пластинок, у меня перехватило дыхание и «глаза на лоб полезли», когда я оказался внутри. Там в свободном доступе стояло всё, о чем мы только слышали, мечтали или что могли купить из-под полы за бешеные деньги: Boney М и Armstrong, Chet Baker и Scorpions, The Beatles и Queen и, О, Чёрт возьми! – Jesus Christ Super Star. Почти вся моя валюта осталась в магазине. Выйдя из него, я тут же вернулся, сказав своим спутникам, что забыл крышку от объектива фотоаппарата. Мне было необходимо купить всемирно известную рок-оперу без свидетелей, ведь известно, когда о чем-то знают больше одного человека, то вскоре об этом узнают даже свиньи. В таком случае, при существовавшей в стране обстановке, у меня могли бы быть неприятности не только на таможне. После этого разорительного шопинга мои спутники пускали меня в музыкальные магазины только после совершения покупок для нужд семьи.
По выходу из Сингапура началась активная подготовка к рабочему процессу. Проверялись лодки и моторы, готовились различные инструменты и оборудование для учета и измерения кораллов и других животных, которых мы собирались изучать на Большом барьерном рифе.
Особое внимание уделялось фотоаппаратуре. Мы все изготавливали сами. Из алюминиевых болванок вытачивались полые цилиндрические корпуса различных размеров, открытые с одной стороны. В них вставлялись различные фотовспышки, мощные фонари и источники питания. Все это закрывалось плексигласовой крышкой, уплотненной резиновыми прокладками – ториками. Так же замуровывались фотоаппараты. Все это и необходимо было многократно проверить на герметичность и работоспособность. Кроме того мы зашли в тропики, и сразу убедились, что ни каюты, ни тем более помещение лаборатории не были готовы к влажному и жаркому климату. Почти все помещения пришлось оснащать натянутой под потолком полиэтиленовой пленкой и системой различных трубочек для отвода скапливающегося конденсата. Те, кто не смог создать терпимые условия для ночного отдыха в каюте, ставили палатки на верхней палубе и спали них. На ходу там все-таки обдувало ветерком.
До прихода в Австралию нам пришлось работать на банке Фантом в Тиморском море. Нужно было исследовать коралловые сообщества на большой площади и на глубине более 9-12 метров. Был изготовлен планер с компасом, глубиномером и счетчиком расстояния. Этот планер водолаз должен был держать в руках и их вместе тащил на буксире на малом ходу водолазный ботик. Водолаз, что успевал, записывал, все остальное увиденное, после выхода из воды надиктовывалось для записи на пленку.
Мне первому посчастливилось испытать все это в действие. Я опустился на дно с планером, соединенным фалом с ботиком. Слышу, заработал двигатель ботика. Меня слабо дернуло и подняло над дном. Прекрасное ощущение полета я не успел оценить. У них там наверху что-то случилось и движение прекратилось. Идут тягостные минуты ожидания и неизвестности, а воздух-то в акваланге расходуется тем временем. Я стал осматриваться по сторонам. Много всего любопытного и тут мой взгляд останавливается на красивейшей коллекционной ракушке ципрее. Я стал внимательнее смотреть по сторонам и передвигаться насколько позволял планер на буксире. В общем, я нашел шесть различных ципрей и тут меня вновь потянули. Я включил все внимание, готовясь запоминать все увиденное… и вдруг, о черт, меня неудержимо несло на двух акул. Я делаю резко движение планером чуть в сторону. Он как бы убыстряется и несется прямо в морду одной из хищниц. Они молнией уносятся в глубину. Я расслабляюсь, но лишь на несколько секунд. Планер-то, намертво соединенный фалом с катером, неумолимо движется и не просто, а в стаю барракуд. Я уже наделенный наглостью и опытом противостояния против акул, теперь уже осознано, резко направляю планер в стаю этих зубастых хищниц. Они бросаются врассыпную. Я торжествую и пытаюсь собраться, чтобы все-таки начать наблюдение за коралловым сообществом. Но впереди появлялось неотвратимое… Меня стремительно тянут на многосоткилограммовую якорную цепь «Каллисто». Ее планером не испугаешь и с места не стронешь. Я разжимаю руки, собранные ракушки разлетаются, а я медленно опускаюсь на дно, глядя вслед удаляющемуся планеру. Мне ничего не остается, как всплыть на поверхность. Я поднимаюсь на ботик, снимаю маску, и едва вынув загубник изо рта, выпаливаю:
– То, что вы меня десять минут мурыжили на дне и тратили воздух – это я вам прощаю.
– Прощаю и то, что вы меня чуть не скормили акулам, а затем направили в стаю барракуд.
– Я готов простить вам, что уцелел при встрече один на один с якорной цепью.
– Но то, что я потерял ципрей – не прошу никогда!!!
А потом уже в спокойной манере повествовал обо всем путешествии. Далее мы успешно работали с планером, пока на третий день соленная морская вода, капающая с бороды Мурика, не угробила магнитофон.
Наконец мы прибыли в Таунсвилл. Посетили научные и учебные заведения, обсудили районы и планы работ. Взяв на борт австралийских ученых, пошли на первый риф – Свайн- Риф. Зная мои интерес и увлеченность кораллами акропорами, австралийские коллеги тут же окрестили меня «акропормэном» и в виде исключения выхлопотали у администрации заповедника Большой Барьерный Риф разрешение советскому ученому для сбора коллекции этих кораллов. Работали мы с большим интересом и воодушевлением, «съедая» по три-четыре акваланга воздуха в день, чтобы собрать пробы, приходилось выполнять много физической работы под водой, отдирая от дна почти каждый образец. Кроме того большинство из нас делали гидробиологическую съемку кораллового рифа впервые в жизни. Здесь было на два-три порядка больше разнообразной флоры и фауны, чем в нашем Японском море. На анализ, учет и фотографирование обитателей коралловых сообществ уходила львиная доля подводного времени, а запас воздуха в баллонах, хоть и самодельно строенных, был весьма ограничен. Кроме этого, из-за нескольких погружений в день приходилось тратить достаточно времени на обязательную рекомпрессию.