Иванов нервничал. Вчерашний понедельник был странным. Началось все с того, что на подоконнике их кабинета появился голубь, который стал разгуливать по карнизу и пялиться на агентов. Казалось, птица ведет себя вызывающе. Добряков, сидящий ближе всех к окну, запустил в голубя скрепкой. Она брякнула по стеклу и косо отскочила. Иванову почудилось, что птица поморщилась. Под гогот коллег она снялась с подоконника, и тут у Иванова на столе зазвонил красный телефонный аппарат.
Это и вовсе выбивалось из привычного ряда событий. За долгие месяцы его работы в надзоре, которые теперь назывались не месяцы, а троепутия, по красному телефону агенту не звонили ни разу. Однако рефлексы сработали быстрее сознания: он как на учениях схватил трубку и браво выкрикнул «Иванов Андрей, четвертый участок!»
Голос в трубке тоже показался агенту странным, каким-то бесцветным, пресным, никаких ноток, присущих обычным людям, не звучало в нем. Впрочем, удивляться тогда не было времени. По инструкции следовало внимательно выслушать и записать распоряжения.
Голос сообщил о том, что пропал доходяжка, порядковый номер 16. Вышел из здания второй студии (первая находилась в самом центре, возле Кремля), в котором работал, на несколько часов раньше обычного. Приказали найти его, выяснить причину поведения, доложить непосредственному начальству в течение суток.
Андрей неплохо знал район, видимо, поэтому поиски поручили ему. Он связался с управлением наблюдения. За два часа ни один из автоматических фиксаторов в районе проживания номера 16 совпадений не обнаружил, то есть доходяжка пока так и не добрался до своего жилища. Очень подозрительная история.
Агент покинул второе управление надзора. Не стал надевать плащ, а перекинул его через руку. Сначала Андрей зацепился им за угол стола в кабинете, потом за ручку двери на выходе из здания. Тогда он и не обратил внимания, но сейчас, по прошествии времени, эта маленькая деталь его путешествия показалась знаком, не сулившим ничего хорошего.
Дверь учреждения скорбно хлопнула за спиной. Иванов переложил передатчик из брюк в карман плаща и зашагал от голубой высотки. Когда-то композиция из странных многоэтажных прямоугольников называлась жилым комплексом «Два капитана», а рядом располагалась станция метро «Щукинская». Теперь одно здание стояло заброшенным, а в другом разместилось второе управление надзора.
Агент шел мимо трамвайных путей в сторону разросшегося и неухоженного теперь парка. В голове роились запрещенные мысли, вытянутые из подсознания воспоминаниями о подземке. Жизнь для него навсегда разделилась на до и после.
Тогда он был молодым, здоровым и брутальным, ездил на подержанном внедорожнике и имел красавицу-жену с молчаливой тещей и веселым тестем. После же – стал служащим организации, которую не уважал, расползся и разлезся, оказался лишен личной машины и многих других привычных вещей. Так сложились обстоятельства, но он часто мечтал, чтобы они сложились иначе.
Теперь метро работало лишь в пределах кольцевой линии. Не той, что запустили всего несколько лет назад, а старой, обозначенной на схемах коричневым цветом. Обычно Андрей выходил из здания через другой подъезд и заколоченный вход в метро не попадался ему на глаза.
Подспудно Иванов понимал: как раз чтобы избежать этих мыслей, он и делал крюк по лабиринтам гигантского полупустого первого этажа, в котором раньше располагались торговые точки и огромный спортивный магазин. Его названия агент уже не помнил, зато до сих пор носил купленную там шапку.
Пару лет назад этот путь через заброшенные помещения нашелся совершенно случайно. Оппозицию тогда еще не добили, единственное настоящее питание только вводилось, а мрачные дружины патрулировали улицы. В недавно открытое второе управление надзора, куда его пристроил тесть, ожидалось прибытие какой-то важной особы. Иванова отправили за документами в 46 районное отделение.
Бумаги, как всегда, нужны были срочно, и, тогда еще не располневший до состояния обычного человека, Андрей лихо преодолел три лестничных марша и направился к выходу. Не тут-то было. Дежурный получил строгое распоряжение никакой сутолоки не устраивать, поэтому красноречиво указал Иванову на лестницу.
Агент помянул высокое начальство, приезд которого наделал столько переполоха, и собрался отправиться наверх без документов. Но тут заметил, что за ступеньки ведет небольшой проход. До этого Иванов не обращал внимания на этот коридорчик. Мало ли что там находится.
Возвращаться в кабинет без нужных начальству бумаг не тянуло, и он двинулся на разведку. Коридор быстро закончился. За ним оказался закуток, на первый взгляд казавшийся тупиком. Андрей готов был пойти назад, но что-то остановило его.
Иванов привык доверять интуиции. Она редко его подводила. Медленно пересек небольшое, слабо освещенное пространство и остановился у стены. Присмотревшись получше, разглядел, что это не стена, а двустворчатая дверь от пола до потолка. Ручки не было. По очереди толкнул сначала левую, потом правую. Первая осталась совершенно неподвижной, а вторая открылась легко и бесшумно. За дверью – еще один коридор, плохо освещенный и изгибавшийся метрах в трех.
Сперва агент попробовал закрыть и снова открыть дверь, находясь в закутке. Все прошло гладко. Тогда он скинул куртку и проверил прием сети на передатчике. Зайдя во внутренний коридор, опять провел эксперимент с дверью. Изнутри ручки тоже не было, но по кромке створки шел кант, потянув за который, Иванов без труда открыл ее.
Подумав, что в неразберихе, что творилась по случаю приезда важного гостя, его с документами хватятся не скоро, отправился исследовать обнаруженный лаз. Ему даже не пришло в голову вернуться в кабинет и доложить о находке. Тогда с дисциплиной было куда проще. Он со значительно большей вероятностью мог быть оштрафован Николаем Альбертовичем за то, что вернулся без бумаг, чем за то, что двинулся «в обход».
Повернув за угол, Андрей оказался перед зияющим проломом в стене. Раньше тут находился тупик с вентиляционными шкафами, остатки которых скорбно обрамляли дыру. Оборванные патрубки легко помахивали бахромой обмотки на слабом сквозняке. Пролом большой, в него легко мог пройти конь с седоком на спине или средней величины слон.
Сначала Иванову показалось, будто за дырой в стене мрак, но сделав несколько шагов вперед и оказавшись на границе проема, понял, что ошибся. Вокруг хватало света. Потолок терялся в темноте, но кое-где с него на проводах свисали люминесцентные лампы. Некоторые неярко, будто в четверть мощности, горели.
Агент отправился бродить по заброшенному лабиринту, пытаясь добыть что-нибудь ценное. Напрасная трата времени. Мародеры уже давно все здесь прошерстили.
Огромный зал раньше был разгорожен на много отдельных помещений разного размера. Сейчас большинство внутренних стен и панелей оказалось разломано, повсюду царил кавардак. Пространство под ногами завалено тряпьем, пленкой, битым стеклом, обломками бывших прилавков и стендов. С пола таращились рекламные плакаты с довольными улыбающимися людьми.
Внезапно Иванов замер: на границе света что-то было. Подойдя поближе, он едва смог унять стук сердца: какой-то шутник за ногу подвесил к потолочной балке детскую ростовую куклу, перед этим основательно изуродовав ее. Из глазниц торчат смятые бычки. Издалека их можно принять за гигантские слипшиеся ресницы.
Прошел час или около того, прежде чем Андрей окончательно убедился, что поживиться здесь ничем не получится. Он хотел уже возвращаться, но тут его посетила другая мысль. Иванов двинулся вперед, пока не оказался у заколоченного изнутри окна.
Сквозь щели бил солнечный свет, быстро терявшийся в полумраке, царящем в этом запустении. Прикинув, где должен находиться главный вход в здание, Иванов отправился вдоль забитых окон. Не прошло и пары минут, как он оказался в просторном холле. Света здесь было больше: стеклянные двери, неряшливо замазанные изнутри серой краской, пропускали достаточно солнечных лучей.
Провозившись полчаса, используя подручные обломки, Андрей расковырял замок. Попробовал найти кнопку включения автопривода дверей, но, взглянув на выдранный с мясом фотодатчик, бросил поиски. Надавил на дверь одной ладонью и попробовал сдвинуть ее в сторону. Ничего не вышло. Нажал двумя руками, потом всем телом – безрезультатно. Дверь оставалась неподвижной, ее чем-то намертво заклинило.
Попробовал подцепить одну створку обрубком металлической трубы и сам не заметил, как задел плечом вторую. Она с неприятным скрипом: в полозьях скопилась грязь, а может, мелкие камешки, – чуть отъехала. Иванов просунул в образовавшуюся щель ладонь, отвел ее подальше и выглянул. На улице ни души.
Предстояло соорудить замок. Из подручного хлама агент быстро сообразил защелку. Теперь дверь легко открывалась изнутри, если знать, где нажать. К импровизированной щеколде привязал обрывок кабеля и протолкнул его в отверстие, где раньше скрывался фотоэлемент.
Довольный собой, проверил, что замок открывается снаружи, и осторожно свернул кабель в хомутик, который затолкал все в ту же дыру. Огляделся по сторонам, не заметил ничего подозрительного и отправился в 46 районное отделение.
Вернувшись с необходимыми документами, Иванов получил устный нагоняй от Николая Альбертовича. Обошлось без штрафа, что уже являлось маленькой победой, а учитывая найденный тайный путь, Андрей провел тот день с огромной пользой. Теперь он мог быстрее добираться до дома, не обходя здание управления.
Эти воспоминания чередой пробежали перед его глазами. Что же касается вчерашнего дня, он был воистину странным. Когда агент отправился на задание, выданное по красному телефону странным, непохожим на обычный людской голосом, он почему-то проигнорировал все подсказки, поданные ему окружающим.
Иванов вспомнил, что лоточники, обычно в это время торговавшие всякой дрянью возле трамвайной остановки, куда-то испарились, поэтому здесь не царило обычного оживления.
Может быть, из-за отсутствия людей на проводах собралась целая стая ворон, с приближением Андрея устроившая настоящий концерт. Синеющий от холода робкий доходяжка, продававший билеты на трамвай, удивленно и несколько испуганно воззрился на птиц, а потом на приближающегося агента. Иванов с пренебрежением покосился на пернатых и попробовал их передразнить. Вышло омерзительно. Вороны с отвращением прекратили грай.
Агент дождался трамвая и проехал несколько остановок. В полупустом вагоне знакомых лиц не оказалось, и Иванов всю дорогу смотрел в окно. Там мелькали деревья, уже тронутые осенью. Он вышел из трамвая, который погрохотал дальше, и чуть не упал, поскользнувшись на влажных листьях – твою мать!
Андрей пересек парк и оказался у здания студии, в котором работал номер 16. Странный номер. Видать, птица важная. Двузначный номер. Да и по красному телефону звонили… Даже после этой мысли его интуиция промолчала. Да, вчера она проспала решительно все, лишив его поддержки.
Иванов немного постоял, чтобы отдышаться. Он решил не заходить внутрь: не хотелось общаться с охраной студии, эти уроды мнили себя слишком важными. Надутые павлины. По правде говоря, Андрей им немного завидовал. Еще бы, доступ к спецраспределителю с питанием для важных шишек, приезжающих на съемки.
Признавшись себе в этом, агент решил все же зайти и спросить у охранников, не заметили ли они необычного поведения. Все тщетно. Ничего полезного они сообщить не смогли. Слишком увлечены каким-то сериалом. Иванов вышел. Автоматические двери закрылись за спиной. Огляделся и не заметил ничего, что навело бы его на след разыскиваемого.
Агент развернулся, и отправился к парку. Немного посидел на лавочке у входа, размышляя, что делать, а потом двинулся прочь от студии. Выбрал самую заброшенную тропинку и буквально через несколько минут ему пришлось похвалить свое шестое чувство: на дорожке отпечатались свежие следы. Это была единственная вспышка интуиции за вчерашний день.
В радостных мыслях о премии за безукоризненно выполненное задание Иванов шагал между деревьями. О важности доходяжки с двузначным номером он больше не думал. В парке стоял веселый птичий гомон. Впереди, в просветах между деревьями, он увидел покосившуюся скамейку. На ней сидел доходяга. Голова свесилась, глаза закрыты.
Вот бы в распределителе оказались конфеты или джем, размечтался Андрей. Как раз бы получилось набрать побольше с премии. Сладкое давно стало единственной его слабостью. Кроме сигарет, разумеется.
Он приблизился к скамейке и остановился. И тут все пошло наперекосяк. Доходяжка вел себя вызывающе и явно не спешил подчиняться. Впрочем, окрик заставил его подать агенту документ.
Как только Иванов прочел реальные имя и фамилию номера 16, он сразу понял, откуда знает его лицо. В прошлом – один из главных оппозиционеров, головная боль правящей элиты. Агент пробежался глазами по карточке, лихорадочно соображая, что же дальше делать. Никаких указаний по поводу задержания он не получил, и теперь приходилось гадать, как поступить.
Любая ошибка могла стоить ему не только премии, но и места в надзоре. А это значит, прощай, дополнительные пайки, прощайте, распределитель, относительная защищенность и жилье повышенной комфортности на первом этаже. Лифт-то работал от случая к случаю, и те, кто жил выше, даже оборудовали лестничные марши откидными сиденьями вдоль стен.
Он выдвинул штрафной корешок. Тот был девственно пуст. Иванов решил снять с себя ответственность и полез в карман за передатчиком. Но тут все окончательно испортилось, потому что Горюнов выхватил свою карточку из руки агента и, пригнувшись, бросился наутек, да так, будто за ним гнался целый полк чертей в облике президента.
Андрей в замешательстве двинулся было в сторону, куда унесся доходяжка, но преследование явно ждал провал. Агент в сердцах топнул ногой. Легче от этого не стало. Тогда он сел на скамейку и вытащил передатчик. Стал репетировать речь, но губы не слушались.
Сердце сжимал страх, липкий пот катился по спине. Явный крах. Учитывая статус задания, ему точно не отделаться простым штрафом. Изгнание из надзора – самое меньшее. Да какое! За такое ему вполне могли вкатать и распыление.
Может, стоит самому… А как? Да, в самом деле как? Повеситься – ни одно дерево не выдержит. Он даже усмехнулся, представив, как пытается найти сук подходящей толщины. Тем не менее оглядел ветви ближайших ясеней. Ничего достойного. Да и веревки нет.
Агент тягостно вздохнул и включил передатчик. Выбрал позывной шефа и скорбным голосом начитал отчет о произошедшем. Добавил, что пытался дважды связаться посредством голоса, но соединения не произошло. Зачем было врать насчет вызовов, если Николай Альбертович все равно немедленно перезвонит сам, как только прослушает отчет, Андрей не знал.
Просто отсрочить неизбежное – решил он и побрел к трамвайной остановке. В управление можно дойти и пешком. Долго, тяжело, но сейчас это его устраивало. Может быть, если не особо торопиться, он даже не успеет до окончания рабочей смены. Пронеслась мысль о том, чтобы броситься под трамвай.
Запиликал передатчик. Номер не отображался.
– Быстро они! – Чуть не выронив аппарат, пробормотал Андрей вслух и нажал «Прием». – Да, слушаю!
На том конце что-то пикнуло, будто включилась запись. Тот же самый голос, что Иванов услышал утром в красном телефоне, заявил, что агенту и его непосредственному начальству завтра необходимо явиться в главное управление. И передатчик запищал отбой. Ни времени приема, ни номера кабинета. Худшие опасения Иванова подтверждались.
Аппарат опять затрезвонил. На этот раз на экране высветилось разъяренное лицо Николая Альбертовича.
– А, твою мать! Нет, ну уж это-то слишком!!! Это выходит уже просто за все рамки! Ебаные ебатулии! Как прикажешь все это понимать? Внутреннее расследование!!! Что надо было натворить, чтобы меня!.. – Багровое лицо начальника искривилось. Ему явно не хватило воздуха для завершения тирады.
– Да… – Попробовал вклиниться Андрей, воспользовавшись паузой, но не тут-то было.
– Чтоб меня вызывали в главное управление! Да я всю жизнь на эту службу положил, два троепутия до пенсии! Ордена! Тебя, сука, пристроил! – И совершенно неожиданно шеф разревелся, слезы текли прямо на его передатчик, капля попала на линзу. Изображение размылось.
Дальше Иванов не мог ничего разобрать в череде всхлипов. Он остановился и растерянно смотрел в экран. Вдруг Николай Альбертович перестал плакать, протер глазок камеры и вперил в Андрея взгляд, не суливший ничего хорошего. – Чтоб через полчаса был тут. – Безапелляционно отчеканил он и отключился.
Иванов кинулся к трамвайной остановке. Шутки кончились. Подставлять начальство никак нельзя, а для этого надо разработать совместную стратегию. К тому же Николай Альбертович единственный, кто, возможно, сможет вытащить его из заварившейся каши.
К счастью, трамвай подъехал сразу же. В вагоне ехало несколько знакомых, но Андрей сделал вид, что не заметил их. Уселся на диванчик, сунув в прорезь турникета служебное удостоверение, и уткнулся в экран передатчика.
Дежурный на входе привычно скользнул взглядом по документу и нажал кнопку, опуская заслонку. Возле лифта его поджидал Добряков. Он расплылся в фальшивой, сочащейся ядом улыбочке и похлопал Иванова по спине.
– Тебе на шестой. В шесть тыщ пятнадцатый. Альбертыч уже там. – Добряков славился способностью порадоваться несчастьям окружающих. Андрей был уверен, что и сейчас коллега по собственной инициативе вызвался проводить его, чтоб лишний раз позлорадствовать.
По выслуге лет Добряков уже дорос до должности начальника отдела и отстранение Николая Альбертовича открывало перед ним эту замечательную возможность на пару троепутий раньше.
В лифте Добряков деланно сокрушался, доведя Иванова до бешенства. Между пятым и шестым Андрей, до этого ни разу не взглянувший на коллегу и не отвечавший на его якобы сочувственные сентенции, повернулся и прошипел что-то нечленораздельное.
Тот опешил и попытался придумать в ответ что-нибудь убийственное, но тут двери лифта открылись. Иванов схватил его руками, отодвинул в сторону и чуть ли не бегом бросился к указанному кабинету. Добряков хотел крикнуть ему вслед сформулированную наконец реплику, но лифт лишил его этой возможности, двинувшись дальше.
Агент дошел до двери с нужной табличкой и отдышался. Рядом со считывателем светилось табло с его фамилией. Он приложил к нему удостоверение, и замок щелкнул. Иванов вошел в просторную комнату. Раньше ему тут бывать не доводилось. Всю стену, где должно было бы находиться окно, занимал гигантский мерцающий трехмерный экран. Спиной к нему в широком кресле сидел Николай Альбертович.
Молчаливый спецагент, обслуживающий лабораторию, нажал на кнопку, и из пола выскочило кресло для Андрея. Он уселся и приготовился терпеливо слушать начальника. Тот молчал. Пауза затянулась. Иванов был готов к тому, что на его голову сейчас падут все громы и молнии, но никак не к такому. Огляделся. Лаборанта нигде не видно, будто спрятался в одной из камер, откуда выезжали кресла.
Молчание становилось гнетущим. Наконец Андрей не выдержал. Он начал робко, но по мере рассказа распалился. Странное дело, Николай Альбертович, натура в чрезвычайной мере экспрессивная, сидел и внимательно слушал, ни разу не перебив. В конце он встал и молча пожал ему руку. Значит, объяснение и план ему понравились.
Приехав домой, Иванов закрылся на кухне, курил одну за другой и думал о том, что ждет его завтра. Спать он лег за полночь, с трудом выиграв битву с бесформенной посапывающей массой жены за место на кровати.
И вот, Андрей теребил плащ, стоя в большой приемной первого уполномоченного по внутренним делам. Вокруг почтительно переминались с ноги на ногу другие агенты. Чином повыше полусидели на специально оборудованных шестиногих стульях с наклонными сиденьями, обитыми кожей. Стулья были одинаковой высоты, поэтому не для каждого оказывались удобными, однако если по рангу полагалось сидеть, то приходилось терпеть.
Четверо секретарей, развалившихся в крутящихся кожаных креслах со специально усиленной рамой, которая выдерживала их вес, с надменными лицами колдовали над попискивающими факсами. У каждого из них на столе стояло не меньше трех аппаратов, постоянно изрыгающих из себя ленты предписаний.
Двое служащих рангом пониже по знаку начальства насколько могли быстро разносили свитки, раскладывая их по ячейкам. Все служащие были обычными людьми – доходяжкам сюда доступа не было. После проглоченного документа ячейка издавала ФТУУУНПЩ – почта отправлялась в чей-то кабинет.
Время от времени высокие двери беззвучно распахивались, и по знаку молчаливого первого секретаря, у которого на столе помимо факсов стоял еще и портативный компьютер «Эльбрус», к первому уполномоченному отправлялся очередной агент или целая группа.
Выходили реже. Иванов поежился. О внутренних коридорах, ведущих из кабинета, ходили зловещие слухи. Обычно агент, который не вышел обратно в приемную, считался отправленным на спецзадание. Так ли это было, доподлинно никто не знал.
Конбеев, служивший в соседнем кабинете, как-то шепотом поведал Иванову о своем коллеге, который отправился в управление внутренних дел и прямиком оттуда «с опасным поручением к границе». А через два дня Конбеев вез жену и детей этого специального агента на Старую Басманную, где с рук на руки передал троим уполномоченным.
– Знаешь, это жуть. – Шептал Конбеев Иванову, дыша смесью колбасного перегара и грибного паштета, который выдавали на обед. – Я никогда не забуду ее глаз. Мне Ведерыч приказал – езжай, говорит, на служебной машине к ее дому, забирай ее вместе с детьми и вези на Басманку. Ну, я радостно хватаю бумажку, ставлю печать на 5 этаже у нас там – и погнал. Приехал, в квартиру захожу, а они уже одеты. Вещей с собой нет, только у младшого в руках робот какой-то из мультиков этих.
И она дверь в комнату так закрывает, понимаешь, как будто прощается. Молчит, ну и я молчу, а что мне говорить. Выходим, спускаемся, сажаю их в машину всех на заднее сиденье. Умещаются они плохо, но терпят. И вот везу я их, а в зеркало ее глаза вижу. До самой души проняло меня, понимаешь, такая боль в глазах этих. Будто не на программу защиты ее везу, а куда на расстрел или распыление. Вот ужас-то!
Через несколько месяцев Конбеев сам отправился в кабинет, в который сейчас дожидался очереди Иванов. Больше Андрей его не видел. В служебной столовой на месте Конбеева на следующий день сидел какой-то новичок с шестого этажа.
Когда уже внутрь-то позовут?! Иванов ожесточенно пытался вытеснить жуткие мысли, навеянные воспоминаниями о Конбееве, и со смесью жалости и отвращения поглядывая на мучения Николая Альбертовича, который, стараясь не привлекать внимания, елозил по наклонному сиденью, положенному ему по рангу.
Николай Альбертович Коноплев, тесть Иванова, стал поперек себя шире задолго до введения чрезвычайного положения и единственного настоящего питания – любил человек покушать. Ростом же он не вышел, поэтому стул, рассчитанный на среднестатистическую высоту 177 сантиметров, был для него настоящей пыткой. Он не мог ни угнездиться на сиденье, потому что пришлось бы оторвать ноги от пола, ни привалиться к нему спиной – вряд ли позвоночник мог так изогнуться.
В органах внутренних дел Коноплев тоже оказался задолго до того, как это стало модным, – еще при Горбачеве. Впрочем, никаких особых успехов у него не нашлось, и при формировании специального бюро его заявку на прохождение теста отклонили. Из расформированной полиции Коноплева перевели в надзор, единственное, на что хватило его связей – протащить в свой отдел зятя.
Двери кабинета распахнулись, оттуда высыпало сразу несколько людей, прежде заходивших по одному. На их лицах явно читалось облегчение. Следом за группой катился в огромном моноколесе человечек, ширина которого явно обогнала рост. Огромные кисти с лопатообразными ладонями безжизненно висели по бокам бочкообразного туловища. Он казался слишком жирным даже для обычных людей.
Судя по тому, что транспорт работал на электроприводе, это был явно не простой агент внутренних дел: такую дорогую технику мало кто мог себе позволить. Словно почувствовав взгляд Андрея, тип притормозил, повернул голову в его сторону и так зыркнул, что у Иванова выступил пот на спине. По нему будто проехал асфальтоукладчик, а не человеческий взгляд. Колючие глаза словно принадлежали другому телу, а не этой груде жира, обмякшей на моноколесе.
Находившиеся в приемной устремили взоры на Андрея. Тишина повисла такая, что ерзнувший в кресле секретарь вздрогнул от произведенного скрипа. В это же мгновение тип в моноколесе отвернулся и покатил к выходу. Массовое оцепенение спало, люди зашевелились, зашуршала одежда, послышался чей-то шепот.
– Коноплев, Иванов, в кабинет 636. – Не поворачивая головы в их сторону, вдруг распорядился первый секретарь. Николай Альбертович недовольно хмыкнул и отсоединился от своей персональной голгофы. Иванов пропустил тестя вперед. Они отправились к лифту и в холле догнали человечка в моноколесе, который следил за табло, показывающим перемещение кабины по этажам. Услышав их шаги, он развернул свое кресло.
– Вам уже сообщили? Отлично! – Пухлые губы расплылись в улыбке, из-за чего щеки еще опустились и коснулись плеч, но глаза остались колючими и злыми. – Вы как раз ко мне.