Боль нарастает. Стремительно распространяется от левого виска. Пульсирующая боль, текущая по венам раскаленными, обжигающими сгустками, захватила всю левую половину тела. Онемели ноги. В носу запах свежеопавшей листвы.
Боль докатилась до груди. Стало трудно дышать, но аромат не пропал, а наоборот будто бы только усилился. Попытался ослабить галстук. Руки налились тяжестью и плохо повиновались. Каждое движение дается с трудом. Пальцы свела судорога. Сознание уплывало. Успел взглянуть на желтый ковер, устилающий землю, и провалился в темноту.
Сознание вернулось резко, одновременно с резким вдохом через рот. Боли почти не было, лишь ее слабые отголоски ворочались где-то в голове. Пульс частый. Вокруг тишина. Сидел в парке на скамейке, явно стоявшей тут очень давно: покосившаяся, несколько слоев краски почти везде облупились, обнажив темную от времени древесину.
Тропинка узкая и выглядит заброшенной. Вокруг высятся почти осыпавшиеся буки и ясени, в отдалении сменяющиеся еще не до конца облетевшими березами. Других деревьев не видно. Позади грязный, когда-то, видимо, выкрашенный белой краской бетонный забор. На нем несколько неумелых граффити. Букв не разобрать.
На земле вольготно раскинулось желтое покрывало. Поверх него ясно отпечатались следы. Голубое небо делит надвое хребет диковинного зверя, составленный из облаков неведомым мастером. Отчетливо виднеются каждый сустав, каждое сочленение.
Аромат опавших листьев дурманит. Олег пошевелил пальцами, покрутил головой. Тело послушно отозвалось. Нестерпимо зачесался левый висок. Воздух всколыхнулся от комариного звона. Инстинктивно дернулся и хлопнул в воздухе руками.
Насекомое оказалось огромным, заматеревшим, жирным, насосавшимся крови. Размером с хорошего шмеля, оно лопнуло между ладоней с отвратительным хлюпом и будто бы механическим треском. С отвращением сбросив его на землю и вытерев выпачканные руки поднятым с земли желтым листом, Олег оторвался от скамейки.
Природа вокруг завораживала. Небесная синева с белым позвоночником разлегшегося на ней облачного динозавра накрывала парк умиротворяющим куполом. Откуда в этой осенней тишине и покое взяться комару, да еще такому циклопическому?
Олег взглянул на его останки и почему-то задумался о собственной гибели. Умирать не хотелось. Вдалеке прогремел по рельсам трамвай, сдернув покров тишины. Защебетала птаха, ее неуверенно подхватила другая, потом присоединилась еще одна, вклинилась четвертая – и вот звонкая песня уже разлетелась вокруг, вбирая все новые голоса.
Капли крови на листе ясеня, к которому прилип и труп комара, притягивали взгляд. Откуда-то пришло ощущение, что нельзя их там оставлять. Олег поднял листок и хотел уже сунуть в карман пальто, но потом решил набрать больше листвы и завернуть в нее свой трофей.
Со стороны, откуда приходили его следы, послышался шум. Кто-то торопясь шагал по тропинке. Среди деревьев пока никого не было видно. Тяжелая поступь и свист задеваемых веток давали понять, что идет обычный человек. Олег горько усмехнулся. Обычными теперь называли всех, чья масса стремилась догнать рост. Теперь? Сколько длилось это «теперь»?
В просвете между стволами мелькнула фигура спешащего. Олег рухнул на лавку и притворился, что спит. Человек, идущий по тропинке, заметил его и сбавил шаг. Он был метрах в тридцати, а его сопение уже казалось громче птичьих трелей. Незнакомец приблизился. Из-под полуопущенных век Олег наблюдал за ним. Ростом выше среднего, в поперечнике не больше, чем метр-тридцать, в костюме явно фабричного производства.
Плащ безжизненно свешивается, перекинутый через руку, больше похожую на оплавленную водосточную трубу с бахромой пальцев-сарделек. На одутловатом лице, которое избороздили дорожки пота, строгий, выглядящий нелепым, тонкий нос с небольшой горбинкой. Никакой растительности на физиономии, даже бровей. Шляпа сдвинута на затылок. Не дойдя до скамейки пары шагов, тип остановился.
– Эй, ты! – Голос довольно визгливый, но не слишком.
Олег удивился появившемуся чувству брезгливости. Неприятным в незнакомце казалось все: внешний вид, интонация, даже то, как он держал свой плащ. Обычно Олег не обращал внимания на такие вещи, не испытывал подобных эмоций и воспринимал все происходящее как должное. Сейчас же он поймал себя на этих ощущениях и удивился. В левый висок снова заколотилась боль.
– Доходяжка! – Олег почувствовал в обращенном к себе возгласе одновременно злобу и нерешительность. Он открыл глаза и молча уставился на отпрянувшего человека. Теперь ему удалось лучше рассмотреть его лицо. Оно выглядело собранным из разных, абсолютно не гармонирующих друг с другом блоков. Отсутствие бровей добавляло карикатурности и нелепости. Глаза немного навыкате казались бесцветными провалами в никуда. Олег не смог рассмотреть в них никаких эмоций.
– Встать! – Рявкнул незнакомец. Маленькие зубы сверкнули ослепительной белизной из-под треугольных губ. Олег внутренне поморщился, ему не хотелось подчиняться. Голос и интонации незнакомца его бесили. Он продолжал молча сверлить взглядом типа с плащом.
– Я из надзора! Немедленно встать и предъявить документ! – Кажется, он действительно разозлился: щеки раздувались, на лбу проступила жилка. Лицо пошло пятнами.
Сейчас бы смыться – мысль настолько необычная и шальная, что Олег потряс головой. Пересилил себя. Медленно поднялся со скамейки и полез в карман за карточкой.
– С какой целью покинул место работы раньше обычного? Почему шляешься здесь? – Человек из надзора выразительно обвел взглядом пожелтевший парк, заполненный птичьим гомоном, и принялся изучать документ. На его лице явно отразилось смятение. Он выдвинул штрафной корешок и замер на несколько мгновений. Сбросив оцепенение, засуетился и полез в карман плаща, видимо, за компостером.
Олег понял, что у него нет ответа. Внезапно подступила тошнота, боль в виске усилилась. Облизал губы. И, даже не успев удивиться собственной безрассудности, выхватил карточку из руки оторопевшего типа из надзора и бросился прочь.
Он петлял по парку, стараясь избегать дорожек, на которых могли встретиться люди, и одновременно запутать следы, предательски отпечатывающиеся на опавших листьях. Погони не слышно. Нужно остановиться, но ноги сами несли Олега вперед, пока в голове крутился целый калейдоскоп из обрывков воспоминаний.
Хотя кого он мог встретить? Обычные люди вряд ли бы решили здесь прогуливаться, доходяжкам же запрещалось «слоняться без необходимости». Доходяжки. Кто только это выдумал.
Сеть тропинок пересекала парк тут и там. Покидать его не хотелось. Казалось, деревья могут скрыть его от любопытных взглядов и даже от служащих надзора. Покружив некоторое время, Олег вернулся к скамейке, на которой его застал один из них. Сейчас об агенте напоминали только примятые листья на тропинке. Судя по следам, после бегства Олега представитель надзора отправился в сторону трамвайной остановки.
Ну и катись – подумал со злобой. Удивился собственным эмоциям, казалось, он отвык их испытывать. Сумятица в голове исчезла, мысли стали простыми и четкими, видения, пришедшие из какой-то другой, прошлой жизни, словно испарились. Снова уселся на скамейку.
В парке тихо, птицы умолкли. Хребет динозавра на небе распался на множество перистых облаков, расползся. Солнце клонилось к закату. Его лучи ласково перебирали золото необлетевших листьев, словно мамины пальцы – пряди малыша. Опять прогромыхал вдали трамвай. Ветер донес с завода запах свежеиспеченного хлеба. От аромата засосало под ложечкой от голода.
Нужно идти домой. Домой. Олег горько усмехнулся. Он вспомнил, что называл домом раньше. Частная квартира. Лифт. Лифт, которым мог пользоваться любой житель или гость. Отдельные ванная комната и туалет. Вода – холодная и горячая – сколько угодно, без расписания. Свет и бытовые приборы тоже можно включать и выключать когда хочешь.
Вспомнил череду судов с обслуживающими компаниями, которые пытались сэкономить на отоплении и подогреве водопроводной воды. Он все время боролся против системы. Обостренное чувство справедливости делало жизнь непредсказуемой. Вот ты гуляешь в парке – и вот уже приходишь в себя на больничной койке. Просто хулиганам, пристававшим к девушке, не понравилось твое замечание.
Вот ходишь по дворам, выискивая догхантеров, а вот сидишь в комнате предварительного заключения, потому что один из отравителей – сын какого-то важного чинуши со связями в милиции.
Звонки с угрозами, обыски в доме и нескончаемые повестки в суд, после того как организовал жителей района и не дал застройщику, находящемуся в доле с городскими властями, обезобразить сквер многоэтажным уродцем.
Дом. Олег снова думал о доме. Красивая посуда. Черные тарелки из Икеи, стаканы из зеленоватого стекла, подобранные в тон к обоям на кухне. Увесистые, солидные столовые приборы, которые приятно брать в руки, с которыми понимаешь, что ты ближайшие полчаса принимаешь трапезу, а не эти жалкие алюмопластмассовые гнущиеся ножи, мнущие хлеб и застревающие в луковицах.
Удобная мебель, шкаф с одеждой, сшитой на фабрике – ни швов, царапающих кожу, ни однообразных коричневатых цветов, отравляющих душу. Кровать, которую дотошно выбирали вместе с женой…
Олег вздрогнул. Впервые он вспомнил о ней. Впервые за сколько дней? Недель? Лет? Куда исчезла Оля? Куда делись дети? Что вообще произошло? Что за обычные люди? Почему он – нормальный – стал исключением, врагом, доходяжкой?