(к 100-летию катастрофы 1917 года).
В оформлении обложки использован плакат художника Юрия Романова.
«Политика и нравственность несовместимы», «политика – грязное дело… так было всегда и так будет» – подобные мнения очень часто можно услышать от самых разных людей. Более образованные добавят еще, что так было по крайней мере со времен Макиавелли.
Напомню, Никколо Макиавелли (1469-1527, итальянский мыслитель, писатель, политический деятель, занимал во Флоренции важный пост секретарь канцелярии) выступал сторонником сильной государственной власти, для укрепления которой допускал применение любых средств, что выразил в труде «Государь». Исторически Макиавелли принято изображать тонким циником, считающим, что в основе политического поведения лежат выгода и сила, и что в политике следует опираться на силу, а не на мораль, которой можно и пренебречь при наличии благой цели (принцип имморализма). Впрочем, такие представления скорее следует отнести к исторически сформировавшемуся имиджу Макиавелли, чем к объективной реальности. Возможно, на упомянутый имидж повлиял прямой, честный подход, способность Макиавелли называть вещи своими именами, а также восприятие современников, рассматривавших его труды через призму собственных религиозных, идеалистических представлений, и приближающиеся эпохи сентиментализма и романтизма.
Так или иначе, именем Макиавелли («макиавеллизм») с XVI века называется политика, основанная на культе грубой силы, пренебрежении нормами морали.
Однако, те наши современники, которые считают макиавеллизм (или, шире, имморализм) единственно возможным поведением политиков, кто отрицает возможность совмещения политики и нравственности – все эти люди забывают, что до начала XX века (а точнее до 1917 года) слово «макиавеллизм» было в России (да и во всем мире) по крайней мере негативным даже среди многих политиков, не говоря уже об образованных слоях общества, об общественном мнении – для большинства образованных людей это слово было просто ругательным.
Наши современные циники забыли, что главные труды Макиавелли были опубликованы в России в 1869г – как раз за два года до суда над Сергеем Нечаевым (прототипом Петра Верховенского в «Бесах» Достоевского) – и даже революционеры в большинстве своем не приняли в те годы (1870е) в России макиавеллизм, и именно Нечаева обвиняли в следовании этим безнравственным принципам. Не говорю уже о не-революционерах – образованное общество России в те годы восприняли книги Макиавелли как чудовищный имморализм (каков он и есть на самом деле).
Итак, всего 100 лет назад и ранее российское общество было уверено, что политика (и внешняя, и внутренняя) должна быть нравственной. Между прочим, именно поэтому все великие русские писатели (и многие политики) так остро реагировали на любую социальную несправедливость, и, если писали о социальных проблемах, то обращались именно к самым болевым точкам, и взывали к совести правителей.
Что же случилось после 1917г., что имморализм и даже полный отказ от нравственности в политике, ее аморальность стали постепенно нормой для чиновников и политиков?
Конечно, уже после Февральской революции гнусная ложь и клевета о Царской семье в печати «самой свободной страны мира» стала тем «ледоколом», который взламывал и разрушал связь нравственности и политики. Но это было только начало падения в бездну.
Победа Ленина и его банды международных преступников (как называют его соратников антикоммунисты) – это было тяжелое и горькое поражение России, главная катастрофа всей нашей истории последних четырехсот лет. Но пора уже выкарабкиваться из этой катастрофы, пора восстановить правду и понять нашу историю!
Итак, с чего все это началось в России? Почитаем «Катехизис революционера», цитирую:
<<Отношение революционера к самому себе.
1. Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.
2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить.
3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. … Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.
4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него всё, что способствует торжеству революции.
5. Революционер – человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.
6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками всё, что мешает ее достижению.
7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.